— Первым делом надо у местных выбить шинели, — сделал свой вывод Иванов.

Простояв целый день в Телине, с наступлением темноты эшелон медленно двинулся на северо-запад. Сыпин проехали затемно, на рассвете, вагоны с танками загнали в тупик на какой-то крохотной станции. С рассвета до полудня разгружали танки. Паровоз свистнул, пыхнул паром и утащил изуродованные вагоны. Переписка между железнодорожным ведомством и ставкой главнокомандующего по поводу порчи шести вагонов длилась еще семь месяцев, пока всем стало не до них.

— Прибыли. — Сергей пнул кучу мусора, сваленного в пакгаузе.

Но с размещением им крупно повезло. При появлении в округе русских частей китайцы бросали свои фанзы и дружно уходили, оставляя неспособных к передвижению стариков и старух в качестве сторожей. Солдаты пускали на растопку крыши, двери и оконные рамы. Потом они уходили, оставляя голые стены. Следующие, вставшие в этой местности на бивак, вынуждены были размещаться в палатках. В пакгаузе хоть крыша была, пусть и дырявая. А вот с продовольствием наметился кризис. Поручик Петров вынужден был взять потомков на свой кошт, но ротный котел-то не резиновый. Пришлось капитану Кондратьеву отправляться в штаб корпуса для решения данной проблемы.

Уехал капитан вечером, а ночью все были разбужены беспорядочной стрельбой. Сергей вместе с танкистами выскочил из пакгауза и бросился к темнеющим в лунном свете силуэтам танков. Возле танков их встретили прапорщик Щербаков и несколько солдат. Прячась за броней машин, они не спеша постреливали куда-то в темноту, ответного огня не было.

— Японцы?!

— Хунхузы.

Прапорщик последний раз пальнул в темноту из своего нагана и принялся выколачивать из барабана стреляные гильзы.

— Чансолин озорует, — пояснил прапорщик, — днем боятся, а по ночам, бывает, вылезают. Гаолян жгут, японцы им платят за это, вот и стараются.

— И на железную дорогу нападают?

— Воинские-то эшелоны им не по зубам. А остальные с охраной ходят, иначе никак. Прекратить огонь!

Прапорщик закончил снаряжать барабан, с треском крутанул его и отправил обратно в кобуру.

— Идите досыпать, сегодня больше не сунутся.

Действительно, остаток ночи прошел спокойно.

С утра все занялись расчисткой мусора и обустройством на новом месте. Все, что могло гореть или пригодиться для ремонта крыши, оставили, остальное выгребли наружу. Ближе к вечеру вернулся Кондратьев, сообщил последние новости:

— Приказано поставить вас на довольствие. Больше пока ничего, не до вас сейчас. Неразбериха сильнейшая, некоторые части до сих пор найти не могут.

— Понятно, и когда следует ожидать проявления начальственного интереса?

— Думаю, дня через три или четыре, не раньше.

Вернувшись в пакгауз, танкисты как раз начали ладить двухэтажные нары, Сергей «обрадовал» подчиненных:

— Поздравляю, нас зачислили в ряды Российской императорской армии.

Переждав взрыв возмущения, Сергей заодно присмотрелся, кто и как отреагировал на эту новость, сам перешел в наступление.

— А жрать каждый день тут все хотят?! Или дальше будем саперов объедать? Они же царские, их не жалко. Скажите спасибо, что присягу принимать вас никто не заставляет. И, если кто предпочитает николаевской шинели арестантскую робу, то пусть так и скажет, а остальных за собой не тянет.

Десантники на новость отреагировали довольно спокойно, да и из танкистов бурно высказали свое возмущение всего человек пять. За пару дней остальные к доле царского солдата присмотрелись и против нее сильно не возражали. Тем не менее некоторые не успокоились, от их лица выступил все тот же стрелок-радист Малышев.

— Так что же, получается, теперь каждая офицерская сволочь может мне в морду дать?

Ответить на выпад лейтенант не успел, неожиданно вмешались десантники. Первым вступил в разговор невысокий крепенький мужичок с рязанской физиономией;

— Напугал! Вот у нас в запасном ротный был, чуть что не так — сразу в зубы. А тут я пока что-то не видел, чтобы офицеры кого-нибудь били.

— Увидишь еще, — пообещал радист, — когда сам получишь! Сегодня унтер…

— Унтер! — влез длиннорукий пехотинец в короткой шинели. — Я когда на посту уснул и какая-то сволочь со «студера» колеса сняла, так старшина мне так звезданул, что искры из глаз посыпались. А могли и шлепнуть. Или в штрафную роту закатать.

— Если за дело, так я и сам могу в морду дать, — заявил Вощило.

Чувствуя, что обстановка накаляется, Сергей решил вмешаться:

— Отставить! Поберегите силы, если не хотим вторую ночь провести на земле, нары надо до вечера закончить.

Все разбрелись и занялись работой, бурчание понемногу стихло.

Надо сказать, что режим для потомков был установлен весьма либеральный, их даже не потрудились обыскать, на наличие нескольких ножей, в том числе боевых НР, никто не обратил внимания. Сергей подозревал, что пехотинцы еще и несколько гранат в своих вещмешках все-таки припрятали. Саперы поручика Петрова располагались тут же, в пакгаузе, при желании до их винтовок вполне можно было добраться. За пределы станции выходить никто не запрещал, правда, никто и не пробовал, нечего там было делать, а по ночам еще и хунхузы в округе пошаливали. Пока что контакты между царскими саперами и советскими танкистами были ограниченными, обе стороны еще только присматривались друг к другу, но Сергей понимал, что это ненадолго, солдаты всегда найдут общие темы, тем более что говорят они на одном языке.

Едва решились бытовые проблемы, как Сергей постарался загрузить экипажи заботой о технике. Стрелковое оружие из танков убрали, складировав в ящики от трехлинеек. После этого занялись профилактикой техники. Конечно, без запчастей, и даже без технических жидкостей, много не сделаешь, но хоть что-то. Для укрытия техники Сергей потребовал у Кондратьева раздобыть брезент, но лишнего брезента в маньчжурской армии не нашлось, интенданты пообещали прислать парусину. Солдаты поручика Петрова без дела тоже не сидели. На станции теперь разгружалась часть пополнений, следующих к фронту, и припасы для них. Саперы построили пандус, и теперь их постоянно занимали на разгрузке вагонов.

В один из дней почти налаженный тыловой быт был взорван примчавшимся в расположение телеграфистом:

— Едут!

— Кто едет? — удивился Кондратьев.

— Линевич и Куропаткин! Из Гунчжулина только что передали — едут!

Неторопливое течение времени тут же сменилось лихорадочной суматохой, мгновенно нашлась масса дел, которые необходимо было закончить до генеральского прибытия, массу вещей убрать, поправить, разложить по линейке, на худой конец убрать с глаз подальше. Находившиеся при своих машинах танкисты были островком спокойствия в бурном море.

— Значит, так: генералов встречать без бузы, — предупредил танкистов лейтенант, — от этого визита очень многое зависит.