— Здесь я родился, — разъяснил Маар. — Так дед говорит. Понимаешь, мои родители погибли во время последней войны. Иногда мы с дедом ходим туда, грибы собираем…

Мальчик торопливо перевернул фотографию, словно стесняясь ее, зато при виде следующей на его лице вновь появилась улыбка:

— Вот это мои друзья детства — Серый, Венит и Якуб. Мы вместе работали в кожевенной мастерской, пока дед меня сюда не забрал. Это уж потом он провел посвящение и обнаружил у меня часовой дар. После этого я окончательно переехал в Чернолют и стал ему помогать.

С фотографии улыбались веселые мальчишеские лица, почему-то перемазанные сажей.

— Это мы после уборки во дворе мастерской, поэтому грязные, — прокомментировал Маар. — Нас за что-то наказали, как обычно… Я по ним скучаю немного…

— Ну и что же тут необычного? — разочарованно спросила Василиса. — На Остале делают точно такие же фотографии и ничего особенного в них нет.

— Я бывал на Остале, — прищурился Маар. — Дед часто ездит в экспедиции за некоторыми ценными вещами. А еще встречается с людьми — часодеями, живущими там. Иногда он берет меня помощником. Для остальцев фотографии — это, гм… память, воспоминание, картинка, но не более.

— Ну а что, для часовщика по-другому?

— Конечно! — снова фыркнул Маар. — Фотография — это мгновение Времени. Часограмма, одна из составных частей временного перехода. Точка, удобная станция, устойчивая координата. Понимаешь? Другими словами, через фотографию можно попасть куда угодно.

— Значит, часограмма — это фотография, через которую можно совершить временной переход?

— Именно так. В основном это портреты людей крупным планом.

Некоторое время Василиса молчала.

— Ты хочешь сказать, что твои друзья могут переместиться сюда через вот эту фотографию? — Она с подозрением глянула на грязные рожицы в альбоме.

— Они — нет. — Маар слегка прикусил нижнюю губу, словно сдерживал смех. — А вот часовщик — да. Скажем, если ты хочешь незаконно проникнуть в какой-нибудь дом, то тебе достаточно просто оставить там свою фотографию. После чего при помощи довольно-таки простого эфера ты переходишь в эту часограмму, а потом выходишь из нее в том месте, где оставила.

— Но это же опасно! — ужаснулась Василиса. — А если какой-нибудь преступник оставит свою фотку в банке, например? Украдет деньги и вернется назад.

— А ты думала! — покивал Маар. — Да, и чем фотография будет новее, тем лучше, иначе можно ошибиться и попасть в собственное прошлое. А в своей жизни заблудиться — раз плюнуть! Все зависит от мастерства часовщика, конечно. В общем, поэтому у нас не принято хранить снимки где попало. Да, а еще на фотографиях, где есть малознакомые люди или даже вообще незнакомые, мы ставим особую восковую печать — знак запрета. Иначе спасу не было бы от непрошеных гостей. Представляешь, сколько нашлось бы желающих побывать в королевской часовой мастерской.

— Понятно…

Василиса подумала о том, что она никогда не имела собственных фотографий. Конечно, они с ребятами фотографировались на тренировках, но у нее дома не было компьютера, чтобы их просматривать.

— Ой! — вдруг хлопнул себя по лбу Маар. — Я забыл проверить почту в часолисте. Это важно… Извини, я недолго, ладно?

— Конечно, — кивнула Василиса.

Мальчик взмахнул часовой стрелой — из бледно-зеленого круга, который почему-то искрил, выплыла серая книга в изрядно потрепанной обложке, даже кисточка, свисавшая изнутри, совсем разлохматилась и выглядела довольно грязной.

— Старая модель, — перехватил ее удивленный взгляд Маар. — Надо будет новый купить.

Он нахмурился, давая понять, что тема закрыта.

Стукнула дверь, и в мастерскую вошел «дед». На самом деле это был крепкий, коренастый мужчина с крупной головой, изрядно полысевшей на затылке. Он не казался пожилым, хотя носил пышные седые усы и бороду. У Василисы создалось ощущение, что он начинал карьеру мастера с кузнечного дела как минимум.

— Это мой дед Николай Броннер, — представил его Маар, быстро убирая часолист. — А это Василиса, черноключница.

— Здесь меня все называют Механиком. Ну или дедом, как захочешь. — Мужчина протянул Василисе большую, крепкую ладонь, и она осторожно пожала ее:

— Приятно познакомиться.

— Ну, показывай артефакт. — Дед надел фартук и тщательно вытер об него свои большие, жилистые руки. Маар в нетерпении вытянул шею.

Василиса догадалась, что мальчишке очень хочется взглянуть на ЧерноКлюч. Она усмехнулась про себя и, вытащив кинжал из бокового кармана штанов, передала мастеру.

Тот взял лупу, проглядел через нее все лезвие, внимательно осмотрел рукоять.

— Надо бы почистить, совсем загрязнился, — неодобрительно отозвался он, заставив девочку втянуть голову в плечи.

Дед поднес кинжал к самым глазам, пробормотал «добротная сталь», после чего взял ножичек с изогнутым лезвием и какую-то штуку, похожую на пинцет, и с их помощью ловко повыдергивал из лезвия все камни, уложив их на кусок бархатной ткани.

Василиса только рот открыла от изумления. Она уже хотела высказать деду все, что думает по этому поводу, но вовремя заметила насмешливый взгляд Маара и смолчала.

— Звездчатый сапфир, — тем временем вынес вердикт мастер. — Редкий камешек. При верном направлении часовой энергии на его поверхности появляется многолучевая звезда. Вот почему он проводит самые точные временные пути. Да, из этого вида сапфиров получаются очень сильные часоводы. А теперь проверим, в каком они состоянии.

Он долго рассматривал камни под самыми разными видами луп, после чего осторожно протер их мягкой черной тканью и, к облегчению Василисы, снова закрепил на лезвии. Но уже в следующую минуту мастер отсоединил рукоять от клинка и принялся за ее изучение. Василиса сидела с каменным лицом, не зная, как себя вести. С одной стороны, она понимала, что королевский мастер знает, что делает, с другой — смотреть на любимый, разобранный по частям ЧерноКлюч было невыносимо.

Маар присоединился к деду и даже вполголоса что-то шептал ему.

— Надо наточить, да? — донеслось до Василисы. — Совсем затупился… Подать тебе точильный брусок?

— Как ты его носишь? — вдруг спросил мастер. — Без ножен, наверное?

— Просто обматываю лезвие в ткань, — отозвалась Василиса.

— Так не пойдет, — категорически произнес мастер. — Маар, принеси те ножны, которые ты сделал. Думаю, они придутся в самую пору.

У Маара как-то неуловимо изменилось лицо. Он явно смутился.

— Ты думаешь? — забормотал он. — Э-э… впрочем, ну ладно, как скажешь.

«Наверное, ему неловко показывать свою работу, — подумала Василиса, наблюдая, как быстро удаляется Маар. — Может, его ножны не очень хороши?»