Галантно пропустив даму вперед, Михаил закрыл за собой дверь, и мы остались с Андреем вдвоем.

21

До этой минуты память отчетливо хранит каждое событие, каждую фразу того дня. Но с мгновения, как мы остались наедине, все как будто в тумане, как будто не со мной. Как ни стараюсь, я не могу вспомнить себя в роли участника той сцены. Лишь как стороннего наблюдателя, собственного Альтер-эго, безучастно созерцающего, как худая, плоскогрудая девица с растрепавшимися черными волосами, одетая в домашнее платье и тапочки, сидит на полу, на ковре в чужой гостиной, а перед ней в зеркальной позе сидит молодой человек. Он все еще бледен, но уже не от гнева, а от волнения встречи. Его черты все так же по-мальчишески беззащитны, глаза, не мигая, по-щенячьи вглядываются в ее лицо в поисках надежды. Он просит за что-то его простить, она пытается что-то объяснить, но он не слушает. Он несет какой-то вздор о том, что все понимает, но что будет за нее бороться и никогда не отпустит. Она бормочет бессвязные фразы, что лучше не быть вместе, что она устала и хочет другой жизни, но он закрывает ей рот поцелуями, не давая говорить.

– Все будет по-другому, вот увидишь, теперь все будет по-другому… – шепчет он девушке на ухо, пробегая губами по изгибу ее шеи, и она бессильно закатывает глаза, поддаваясь охватившему ее желанию.

А потом они предаются любви – судорожно, неуклюже, как-то по-звериному, и сквозь учащенное дыхание страсти до нее долетают его слова:

– Я не могу без тебя! Я. Не могу. Без тебя. Жить!

– Я думал, что навсегда тебя потерял, – произнес он, когда все закончилось и мы, обессиленные, лежали на ковре.

– От тебя, пожалуй, убежишь, – с улыбкой проговорил я, борясь с дыханием.

– Да, ты от меня так просто не отделаешься. Я везде тебя найду, – ответил он также не вполне отдышавшись, и, приподнявшись на локте, заглянул в мое запрокинутое лицо.

Я не захотел отвечать на его взгляд и закрыл глаза. Мы оба понимали, что за шутливым тоном прячется горькая правда. Я бежал, а он устремлялся в погоню, не давая мне уйти и подавляя напором своего чувства. В этом была суть наших отношений. Еще до моего побега «из Петербурга в Москву» он не мог не чувствовать мое внутреннее сопротивление, но желание обладать было сильнее голоса разума.

– Я ехал в Москву, желая навсегда порвать с тобой, – произнес он после короткой паузы.

– Так порви.

Я все так же не открывал глаз, побежденный сладкой негой во всем теле, пришедшей на смену острому физическому наслаждению. Но стоило мне произнести последние слова, как мой покой был нарушен резким, даже болезненным движением – Андрей схватил меня за плечо и с силой развернул к себе.

– Нет! Никогда, слышишь? Ты нужна мне. И потом, ты ведь тоже меня любишь!

Это был не вопрос. Утверждение. И я ничего не возразил.

Я уже и сам толком не знал, люблю я его, не люблю ли, ведь сравнивать мне было не с чем. И потом, я же столько раз говорил ему слова любви…

– Нет, ну, когда я узнал, что ты поселилась у какого-то хрена, я понадумал невесть что, конечно, – продолжал Андрей. – Сначала я просто хотел узнать, как ты сможешь смотреть мне в глаза после этого. Но потом, увидев, что он зашел в квартиру, услышав из-за двери, как вы там мило общаетесь, я подумал: нет, убью гада! – Он тихо засмеялся. – А оказывается, он п…р! Господи, гора с плеч!.. А он точно? То есть… он не «би», ничего такого, чистый гомик?

– Чистейший, – кивнул я и начал одеваться. – Кстати, он скоро придет, а тебе пора убираться отсюда. Хоть он и гей, но отнюдь не нежная барышня, как ты мог убедиться.

– Хорошо, я сейчас уйду. Но не потому, что я испугался. Просто это ведь его дом.

– Вероятно, мне тоже придется уйти благодаря вам с мамой, – Я помрачнел.

– Ну и хорошо, уедешь с нами домой, все равно до начала занятий у тебя добрых два месяца. Ты знаешь, где мы остановились? Можешь переночевать у нас в гостинице. И уж в любом случае мы за тобой завтра зайдем. У нас завтра поезд, а мы еще далеко не все обсудили.

Кое-как я выпроводил его и с облегчением закрыл дверь. Прижавшись спиной к дверному косяку, я еще постоял некоторое время в коридоре, бессмысленно вглядываясь в сгущавшиеся сумерки. На душе было паршиво.

«Ну почему я не могу перестать лгать? – с горечью думал я про себя. – Почему просто не сказать, что я не хочу и не могу быть с ним?»

Но я уже внутренне смирился с тем, что не скажу этого никогда. До тех пор, пока Андрей хочет быть в моей жизни, он в ней будет – таков был он и таков оказался я. Он хотел, он требовал от меня лжи, и я буду лгать.

Буду лгать, что бежал не от него, а от постылой питерской жизни. От властной матери. От нежеланного института. От самого себя. Хотя последнее как раз было правдой. Только разве от себя убежишь?..

Я буду лгать, что мы часто будем видеться, что я буду жить от встречи до встречи. Буду лгать, что раскаиваюсь. И что все у нас будет хорошо. Возможно, я и сам поверю в это на какое-то время. Да только хорошо мне с ним бывало лишь в постели. Для жизни это не подходит… Виноват в этом не он, это моя вина. Но кому от этого легче?..

Я так увлекся размышлениями, что чуть не подскочил от неожиданного хлопка входной двери. Вернулся Миша.

– Мы с Лехой поругались, – мрачно процедил он с порога. – Из-за тебя. Я наорал на него, чтобы он не совал нос в чужие дела.

– Не стоило, – ответил я.

– Да ладно, он отходчивый, помиримся, – Миша усмехнулся. – Ушел твой психопат?

– Да.

Я прошелся туда-сюда по коридору, потом остановился напротив Миши и прямо посмотрел ему в лицо.

– Слушай, мне правда очень жаль, что все это произошло в твоем доме. Я понимаю, что теперь мне, наверное, придется выметаться отсюда, но в любом случае я хочу сохранить наши хорошие отношения и…

– Тебе пора в кровать, у тебя измученный вид. И уже поздно, – не дав мне договорить, ласково произнес Миша.

Он приблизился и в задумчивости отвел упавшую прядь волос с моего лица.

– Все нормально. Я бы на его месте сделал то же самое. Вы помирились?..

Я кивнул и неожиданно расквасился. Увидев, что я вот-вот расплачусь, Миша привлек меня к себе и обнял за плечи. Нежно, по матерински, как меня обнимали когда-то в детстве.

– Ничего, малыш, ничего… – тихо произнес он, поглаживая меня по волосам.

Не выдержав этой последней ласки, я уткнулся ему в плечо и разревелся как корова.

22

– Если ты не хочешь, тебе совсем не обязательно ехать, – сказал наконец Михаил после получасового наблюдения за моими остервенелыми сборами.

Незаметно пролетел почти месяц с того дня, как моя штаб-квартира была накрыта питерскими агентами в лице матери и жениха.

На следующий день после событий, описанных выше, за мной, как и обещал, зашел Андрей. Он сообщил, что маман ждет нас в кафе неподалеку. В этом кафе и состоялся семейный совет, на котором – несмотря на все мое сопротивление – было постановлено: до начала занятий в Москве мне делать нечего. Тем более, что молодой барышне жить в квартире холостяка, пусть он трижды гей и берет с нее квартплату, просто неприлично. Сначала было принято решение увезти меня немедленно, но я встал на дыбы, с пеной у рта отвоевывая право прожить в Москве уже оплаченный месяц. Моим главным аргументом было то, что в противном случае Миша захочет вернуть мне деньги за «неизрасходованное» время, и выйдет нехорошо. Кроме того, объяснял я, мне необходимо разобраться еще с рядом важных вопросов, например, с общежитием. В общем, кое-как я отбился, и мой приезд домой был отложен. Все это время я старался не думать о провале своей грандиозной авантюры и сосредоточился на делах насущных. Мне, и правда, пришлось немало побегать по инстанциям, оформляя то одно, то другое. А кроме того, пора было задуматься о заработке хоть каких-то личных денег. Ведь самостоятельная жизнь в Москве, как я уже успел убедиться, обходится заметно дороже жизни в Питере под теплым маминым крылышком. Правда, с подработкой на помощь мне пришел Михаил, пообещав к началу осени подкинуть мне халтуру из газеты. На многое рассчитывать не приходилось, так, по мелочи: где-то редактура, где-то корректура, возможно, грошовые колонки, но и на том, как говорится, спасибо.