По словам Вивиан, настоящая Эжени бывала в столице только в детстве, и это дает мне законные основания для проявления удивления и восхищения всем, что я вижу за окнами кареты.

Ах, какой красивый фонтан на площади! А что это за дворец – весь в разноцветных огнях? Ой, а в честь чего стреляют пушки?

Дениз восторгается вместе со мной. И видя радость в ее глазах, я уже не жалею о том, что разрешила ей поехать в Ансельву вместе с нами.

– Зачем нам там эта мышка? – поначалу воспротивилась герцогиня. – Мы остановимся в лучшей гостинице, там будет довольно вышколенных слуг. Ах, тебе жаль бедняжку? Дорогая, запомни – жалость иногда вредит.

У нас с Дениз еще довольно прохладные отношения, и я не форсирую события. Было бы странно, если бы вдруг Эжени воспылала любовью к своей бедной родственнице. Хотя я вижу, как девушка во всём старается мне угодить.

– Подобная угодливость обычно раздражает, – бабушка и в этом находит отрицательную сторону, но всё-таки соглашается дать Дениз место в карете.

Экипаж вполне удобный, с мягкими лавками и большими окнами. Но всё-таки два дня пути – это не шутка. К тому времени, когда мы прибываем в столицу, у меня уже голова идет кругом от постоянной тряски на дорогах, и только красоты Ансельвы заставляют меня забыть об усталости.

Гостиница, в которой бабушка решает остановиться, тоже похожа на дворец. Шикарное здание на набережной – с колоннами, лепниной на фасаде и высоким крыльцом.

– Ваша светлость, – сразу начинает волноваться Дениз, – наверно, ночлег здесь безумно дорог. Может быть, было бы лучше остановиться у кого-то из ваших подруг?

Герцогиня свысока взирает на нее через лорнет и кривит губы:

– Ах, мадемуазель, конечно, это вышло бы гораздо дешевле, но не думаю, что вам захотелось бы ночевать на кладбище.

Дениз испуганно охает.

Мы устраиваемся в отличном номере из трех комнат и не отказываемся от лёгкого ужина, во время которого управляющий гостиницы сообщает нам самые актуальные столичные новости.

Его величество Луисан Десятый по причине плохого самочувствия не удостаивает аудиенцией никого – даже министров. Королева тоже не принимает. И балы во дворце не устраиваются.

– Какая жалость, – расстраивается бабушка, – а я так хотела представить ко двору свою внучку. Но всё равно – завтра прямо с утра мы посетим дворец и засвидетельствуем их величествам свое почтение – пусть и не при личной встрече.

Мне кажется это странным – ехать туда, заранее зная, что в посещении нам откажут. Но управляющий неожиданно соглашается с герцогиней:

– Разумеется, именно так и следует поступить. Во дворец справиться о здоровье его величества приезжают все столичные дворяне. Будет странно, если вы, прибыв в Ансельву издалека, этого не сделаете.

Я представляю длинную очередь из посетителей, которые подходят во дворце к специально назначенному человеку, который отыскивает их фамилии в списке и ставит напротив них галочки. А в конце дня этот человек заносит в отдельный список тех, у кого этих самых галочек не оказалось, и сообщает о них королю. Я хихикаю и тут же ловлю строгий бабушкин взгляд.

Когда на следующее утро мы отправляемся в королевский дворец, Дениз остается в гостинице. Я пытаюсь уговорить бабушку поехать всеми вместе, но в этом вопросе она мне не уступает.

– И речи быть не может, дорогая! – решительно заявляет она, нахлобучивая на голову шляпку со сложной композицией на широких полях. – Дворец – это не театр и не галерея. Там дозволено появляться только дворянам с достаточно высокими титулами.

Хорошо, что девушка этого хотя бы не слышит. Впрочем, она знает это и сама.

Я надеваю свое лучшее платье – розовое, украшенное вышивкой и кружевами. И чувствую себя великолепно ровно до того момента, пока мы не входим в большой зал королевского дворца, где уже собралось не меньше полусотни таких же, как мы, визитеров, желающих проявить верноподданические чувства.

Ах, какой конфуз! То, что наши платья безнадежно устарели, я понимаю сразу. Все присутствующие здесь дамы одеты совсем по-другому. Никаких пышных юбок. Никаких кружев. И никаких ярких цветов.

– Сразу отсюда мы отправляемся к портнихе, – шипит герцогиня мне на ухо.

А на нас уже кидают презрительно-снисходительные взгляды. И миниатюрная брюнетка, стоящая в двух шагах от нас, не считает предосудительным вслух сказать то, о чём думают остальные:

– О, из какого музея эти наряды?

Мои щеки пылают от гнева и стыда. Если бы мы были в нашем мире, я нашла бы, что ответить этой нахалке. Но ввязаться в перепалку сейчас – значит, привлечь к себе еще больше ненужного внимания.

– Арлет, дорогая, не так громко! – одергивает ее стоящий рядом мужчина – уже немолодой, седовласый – должно быть, отец или дядя.

Но она продолжает язвительно улыбаться – хоть и не долго. Уже через несколько секунд она вскрикивает, хлопает себя веером по шее – кажется, отгоняет комара, - а я с удовлетворением замечаю, как на ее светлой коже появляется красноватое пятно от укуса насекомого. Не удивлюсь, если это бабушкины проделки.

А мужчина, между тем, приветствует нас почтительным поклоном:

– Ваша светлость, счастлив видеть вас в столице. А это, если не ошибаюсь, ваша очаровательная внучка?

Герцогиня выдавливает из себя улыбку:

– Именно так, ваша светлость. Эжени, познакомься, это – герцог Пикард. Он бывал у нас в поместье, когда ты еще не умела разговаривать. А эта очаровательная девушка, должно быть, его дочь.

– Именно так, – снова расшаркивается он. – И мы с Арлет хотели бы пригласить вас на бал, который мы даем через три дня. Как вы, наверно, уже знаете, дворцовый сезон еще не начался, и мы вынуждены довольствоваться собственными скромными развлечениями.

– Весьма любезно с вашей стороны, – кивает бабушка.

Мы отходим в сторону, и я слышу, как шипит за нашими спинами эта змеюка Арлет: «Папа, зачем ты пригласил к нам этих провинциалок?»

Он отвечает гораздо тише, но я всё-таки разбираю каждое слово: «Замолчи, Арлетт! Это – та самая Эжени де Ламарк, которой разрешили открыть магическую школу».

Я оборачиваюсь и вижу, как презрительная улыбка сбегает с алых губ брюнетки. Да-да, вот так, девочка! Побольше уважения!

И я снова обвожу взглядом собравшихся – теперь уже безо всякого смущения. Не удивлюсь, если все присутствующие здесь молодые особы захотят учиться в моей школе.

Весь следующий день мы с бабушкой проводим в модном салоне, хозяйка которого ради нас даже весит на дверь табличку «Закрыто». Сначала она, правда, заявляет, что за столь короткий срок решительно невозможно сшить ничего приличного, но после дополнительного вознаграждения быстро меняет мнение на противоположное.