Мы потратили все утро, пытаясь выяснить, что и как в этой гавани и где безопасные воды. Когда Дик заметил светлые пятна воды, мы отметили их на нашей карте как мелководье. Время от времени мы отмечали карандашом ориентиры. Один из них назвали «пункт берегового наблюдения».

Сильное течение в южном направлении создавало нам проблемы с того момента, как мы вошли в гавань, и именно этому течению обязано своим существованием название «пост берегового наблюдения». Оно пригнало нас близко к посту, на котором мы из боевой рубки, поочередно вставая к перископу, видели японского наблюдателя в белой рубашке, сидящего под кокосовой пальмой. Мы и в самом деле видели его так ясно, что я уверен, мог бы узнать его, встретив на следующий день на улице.

Кроме этого редкого случая для всех членов экипажа посмотреть в перископ, все наблюдения вел Дик О'Кейн. У Маша была уникальная теория: он полагал, что старший помощник, а не командир должен управляться с перископом во время сближения и атаки. Это, как он объяснял, ставило командира в более выгодное положение для того, чтобы правильно учитывать все возникающие факторы, лучше выполнять свои обязанности в боевой рубке и более хладнокровно принимать решения. Нет сомнения, что это была превосходная теория, и она прекрасно его устраивала, но мало найдется таких командиров, как Маш, которые столь безоговорочно доверяли подчиненному, что оставляли за перископом в кризисные моменты.

Теперь же Маш был в своей стихии. Опасность, пыл преследования противника – разве это не счастье? При всем нашем внутреннем напряжении нам удавалось отражать его настрой. Атмосфера в боевой рубке была скорее под стать энтузиастам поискового отряда, чем условиям смертельно опасной рекогносцировки. Маш продолжал шутить даже в тот момент, когда мы едва не сели на мель.

Произошло это из-за двойственного характера перископа. Это очень точный инструмент с двумя уровнями увеличения: нижний уровень, увеличивающий объекты в полтора раза, чтобы обеспечить вам почти такое же зрительное восприятие, как то, которое вы получаете, глядя невооруженным глазом, а также шестикратное увеличение, чтобы значительно приблизить предметы. Поэтому все были озабочены, когда, взглянув в очередной раз в перископ, Дик воскликнул:

– Командир, полагаю, мы слишком близко подходим к суше! У меня перископ на высшем уровне увеличения, и все, что я вижу, – это одна кокосовая пальма.

Если одна кокосовая пальма, даже увеличенная в шесть раз, заняла весь окуляр, то мы были в опасной близости к берегу.

– Дик, – сказал командир с легким укором, – ваш перископ на низком уровне.

В наэлектризованном молчании, которое за этим последовало, Дик переключил ручку на высокий уровень и недоверчиво посмотрел в перископ.

– Убрать перископ! – выкрикнул он. – Всем срочно по местам! Боже мой, все, что я вижу, – это один кокос!

Мы в рекордно короткое время разбежались по своим местам.

Сразу после полудня Маш начал терять чувство юмора. Мы полдня провели высматривая достойную выстрела цель и не нашли ни одной. Но мы уже составили себе представление о гавани и теперь углублялись туда, откуда могли бы взглянуть на бухту, и там Дик увидел то, что выглядело как надпалубные сооружения. Он доложил, что на первый взгляд это стоящее на якоре грузовое судно или плавучая база.

– Ну, капитан, – сказал кто-то в боевой рубке, – теперь мы уже рекогносцировали гавань Вевак. Давай сматываться отсюда, доложим, что там находится судно.

Мы все знали, что это шутка, однако смотаться были не прочь.

– Ну уж нет, – подал голос Маш. – Мы пойдем в атаку и торпедируем судно.

Дик попросил его подойти и помочь распознать потенциальную цель, и оба они стояли там, как пара школьников, всматриваясь в перископ каждый раз, когда он поднимался, и пытаясь решить, что за корабль перед ними. Наконец они пришли к согласию, и Маш объявил:

– Это эсминец.

Много написано об изменениях, которые происходят с великими военачальниками во время битвы. Говорили, что, когда генерал Натан Бедфорд Форест, прославленный командующий кавалерией конфедерата, вступал в битву, голос менялся, делаясь резким и пронзительным, его лицо становилось багровым с красноватыми пятнами и нем появлялось выражение неописуемой жестокости. Маш Мортон тоже менялся, но совершенно по-иному. Радость распирала его. Голос оставался прежним, но глаза загорались восторгом, который по-своему был так же страшен, как, вероятно, и выражение лица Фореста. Теперь, прежде чем завершится третье патрулирование на «Уаху», нам пришлось убедиться, что перед нами человек, для кого безудержная радость в том, чтобы находить и уничтожать врага. Она наделяла его такой ужасающей привлекательностью в качестве командира подводной лодки, чтобы сделать легендой в течение одного года и в конце концов привести к гибели.

Теперь, когда все остальные беспокоились о глубине, на которой мы находились, о неизвестных нам течениях, о возможных рифах между нами и целью, Маш вновь улыбнулся нам.

– Для него это будет полной неожиданностью, – уверял он нас. – Он и не предполагал, что здесь может появиться субмарина противника.

В этом Маш был прав. Никто, пребывая в здравом рассудке, не мог ожидать нашего появления в этом месте.

Мы выходили на позицию атаки. В боевой рубке, и без того переполненной, стало совсем тесно. Роджер Пейн занял свое место у вычислительного устройства расчетов торпедной атаки – механического «мозга», установленного в кормовой части. Джек Джексон, офицер связи, координировал работу двух гидроакустиков. Как помощник офицера, осуществляющего сближение, я передал свои обязанности по погружению Хэнку Хендерсону и склонился у верха трапа центрального поста, манипулируя небольшим устройством, так называемым «есть – был», – своего рода рычагом выведения на атаку в процессе расчета дистанции и направления. Там также находились двое рулевых, управляющий огнем, еще человека два – и все это в крошечном помещении.

Дик тщательно провел визирование, поднимая перископ вверх лишь до уровня, достаточного для того, чтобы увидеть верхушки мачт эсминца. Мы двигались со скоростью всего в три узла. Поверхность спокойного моря над нами была гладкой, как стекло, что позволяло легко заметить перископ. Все вспомогательные, ненужные в данный момент механизмы, включая систему регенерации воздуха, были выключены; мы были готовы к бесшумному бегству. Голоса были понижены до шепота, и пот начал выступать на наших лицах, поскольку температура поднялась до отметки в 100 градусов (по Фаренгейту). Нашим преимуществом был фактор внезапности, и ничто больше. Мы уже углубились на шесть миль в незнакомую гавань, с трех сторон окруженную сушей, и примерно через минуту всем тут станет известно о нашем присутствии.

Передние крышки на наших шести носовых торпедных аппаратах были бесшумно открыты. Мы приближались к установленной Машем дистанции в три тысячи ярдов. Это было немного далековато, но позволяло нам держаться на наиболее глубоком месте.

– Первому приготовиться к выстрелу.