Итак, что еще я выяснила такого, что помогло бы мне найти убийцу Володи? Возможно, в его жизни была неразделенная любовь. Еще его бросила мать. Может ли все это иметь хоть какое-то значение? А если он как-то узнал о матери и … И что? Ничего пока не ясно. Буду собирать информацию дальше, может, что всплывет.

Егор уже ждал нас в кафе. Одет был с иголочки, выбрит до синевы, благоухал «Кензо», было заметно, что тщательно готовился к встрече и хотел понравиться.

– Ангелина, вы прекрасны, как ангел, извините за каламбур. Глядя на вас, душой отдыхаешь. Вы так ослепительны, что больно глазам, – говорил Егор, гордо глядя по сторонам – все ли умерли от зависти или кто-то еще жив.

Ванечка сел поближе ко мне и как бы невзначай продемонстрировал окружающим свой «Макаров». Все-таки мужчины – настоящие дети, каждый играет в свою игру: Егор – в галантного кавалера, Ваня – в телохранителя. Правда, мне тоже навязана игра – игра в детектива.

– Спасибо, Егор, за столь лестную оценку моей внешности, но давайте поговорим о Владимире, – решила я пресечь поток патоки, пока меня не замутило. Как говорят поляки: «Шо занадто – то не здраво», то есть примерно: «Что чрезмерно – то не на здоровье». Всегда любила эту поговорку и пыталась ей следовать.

– Хорошо, – Егор погрустнел. – Что вам рассказать?

– Все. Начиная с момента знакомства и до последних дней.

Егор попытался заказать мне мороженое, какие-то по виду вкуснейшие пирожные, но я согласилась лишь на чашечку кофе по-восточному. Ваня же решил до конца исполнять свою роль и от еды отказался, сказав, что он на работе, и еще раз «случайно» продемонстрировал пистолет. Пусть развлекается, пока не надоело.

Егор начал рассказ:

– Мы учились с Володей на одном курсе. Ребят у нас было не очень много, на факультете экономики учились в основном девушки. Из всех ребят он был самый приметный, потому что был очень симпатичным, весьма обеспеченным и не жадным. Наши девушки по нему просто сохли – как же, такой завидный жених. Еще было в нем что-то трагиче– ское, этакий надлом, взгляд, как у раненой птицы. Девушек это невероятно интриговало и притягивало. Кто как мог пытался обратить на себя его внимание, но Володя как будто этого не замечал и был к девчонкам абсолютно равнодушен. Я же, наоборот, активно ухаживал за однокурсницами, поэтому не мог понять, как можно отказываться от того, что само плывет в руки. Мы были абсолютно разными людьми, но неожиданно стали дружить. Как говориться, единство противоположностей. И поверьте мне, о лучшем друге я и мечтать не мог. Володя был по-настоящему преданным товарищем, случись что, он бы не раздумывая отдал за меня свою жизнь. Я на половину армянин, а у кавказцев дружба дорогого стоит. Так вот относительно девушек. В нашей группе была самая упорная Вовкина поклонница Наденька Ковалева. Невероятно хорошенькая, высокая, с великолепной фигурой. На других мужчин даже не глядела, а Володей просто бредила. Как-то на одной вечеринке ей все же удалось его заполучить, и с тех пор она его от себя ни на шаг не отпускала. Думаю, это была связь, построенная на физической близости, которую Володя принял за любовь. Я не хотел его разубеждать, со временем он сам прозрел. Надя к тому времени наделила себя правами собственности на Володю, а его это стало потихоньку раздражать. В общем их трехлетний союз распался. Надя грозилась покончить с собой, может быть, так бы и сделала, она была особой эксцентричной, но к обоюдному удовольствию неожиданно вышла замуж за кандидата экономических наук. Володя от чувства свободы пустился в загул и начал спать с кем только можно, внешность не имела для него большого значения. Он мне сказал, что переспал даже с нашим куратором Ларисой Петровной, настоящим синим чулком. С другими он насчет своих похождений не откровенничал. Мы были молодыми, жадными до удовольствий и пытались получить их по максимуму. Спали с женщинами, выпивали, курили, но наркотиками никогда не баловались, поэтому я как-то не сразу заметил, что Володя иногда был под кайфом. Мне до сих пор не известно, где он покупал кокаин и где впервые его попробовал. Только иногда его поведение было не адекватно – то беспричинное веселье, то черная меланхолия. Позже стали появляться признаки паранойи. Володя начал говорить, что убил свою мать. У него на этой почве просто поехала крыша. Сколько я ни разубеждал его, он стоял на своем.

– Может быть, это была правда? – спросила я.

– Это не могло быть правдой. Всем известно, что матери у Володи не было, что его воспитывала Дарья Андреевна, но она, к счастью, до сих пор жива.

– А что именно он говорил по этому поводу? Расскажите подробнее.

– Я не знаю подробностей. Он редко об этом говорил, только когда был в невменяемом состоянии. Он то плакал, то хохотал как сума– сшедший и все твердил: «Я убил ее, я убил ее, я убил свою мать». А когда был нормальным, тогда вообще на эту тему говорить не хотел, просил, чтобы я оставил его в покое. Вот с тех пор его жизнь пошла под откос. Он все реже посещал лекции, а на пятом курсе вообще бросил институт.

– А Прохор Степанович знал о его пристрастии к наркотикам и бреде на счет убийства матери? – спросила я.

– Сначала я не хотел ему сообщать, надеялся, что мы с Володей сами справимся, но когда понял, что нам вдвоем это не под силу, сказал. До сих пор виню себя, что не сделал этого раньше, может быть, удалось бы спасти Володю. Я считал, что вмешивать родителей в свои проблемы – это как ябедничать в детском саду, вот поэтому и сообщил с опозданием, уже перед уходом Володи из института.

– А как Прохор Степанович отнесся ко всему?

– Долго не мог поверить. Володя не дурак, к отцу всегда приезжал в нормальном виде, был самим собой. Поэтому узнать, что его сын стал наркоманом, было для Прохора Степановича, как гром среди ясного неба. Он тут же положил его в клинику, но, выйдя из нее, Володя стал еще хуже. Наотрез отказывался возвращаться к нормальной жизни. В итоге Прохор Степанович понял, что чем чаще Володя лежал в больнице, тем хуже становился. Он как будто пытался с лихвой компенсировать дни, проведенные без наркотиков.

– А по поводу матери, что говорил Прохор Степанович?

– Он также, как я, считал это не более чем наркотическим бредом.

– Когда точно у него возник этот бред? – продолжала я уточнять.

– Думаю, Ангелиночка, вы напрасно придаете этому такое значение. Наркоманов еще не такие мысли посещают, да простит меня Володя.

– И все же? – упорствовала я.

– Хорошо, если угодно, где-то в конце четвертого курса.

– Володе было двадцать два?

– Двадцать три, он на год позже закончил интернат. В детстве долго болел воспалением легких.

– Еще мне необходимо знать, где я могу найти Надежду Ковалеву и Ларису Петровну.

– Чтобы проверить всех Вовкиных знакомых, вам жизни не хватит, у него их было не меряно.

– Егор, кто из нас детектив, вы или я? – Я решила поставить парня на место.

– Конечно вы, простите, кажется, я лезу не в свое дело.