Вместо дьявольского темпа «Тома и Джерри» я пустила ему гораздо более спокойный гротескный балет страусов и бегемотов под музыку Понкиелли из другого диснеевского фильма прошлого века. Сердитый оскал рта немного смягчился, но Малыш по-прежнему крепко сжимал две книги, готовый в любую секунду запустить ими в экран. Не стоило больше его раздражать, и я совсем выключила монитор, что служило для него знаком уйти. Никогда больше не нажимал он клавишу с запятой и вопросительным знаком и даже соседних с нею избегал, чтобы случайно не ошибиться, а я окончательно оставила попытки уяснить себе мужскую природу.

Малыш всего один раз так же бурно отреагировал на то, что появилось на экране, правда, другим образом, а во всех прочих случаях вел себя спокойно или равнодушно, хотя я очень редко могла предсказать его реакцию. Мне это не удалось и тогда, когда я с нехорошим желанием увидеть, как он отнесется к своему уродству, и приняв во внимание, что в джунглях нет зеркал, показала ему его собственное изображение; он тупо смотрел на него несколько мгновений, не узнавая себя, а потом без всякого интереса отвернулся от монитора.

Мы собрали много знаков-картинок, использовав почти всю клавиатуру, и теперь могли начать общение. Шри вряд ли смог бы в этом сориентироваться, что наверняка привело бы его в очень дурное настроение, так как он скромно считает себя гением в коммуникации (как и в ряде родственных областей — типичная мужская самоуверенность). К счастью, от этой неприятности его уберегла ревность. После той его выходки я продолжила работать с Малышом втайне, все скрывая, но иногда делала кое-какие намеки, которыми держала Шри в состоянии некоторого недоумения. Интересно, но совесть меня совсем не мучила. Похоже, женщины быстро привыкают изменять, стоит лишь начать. Только первый раз тяжело.

На руку нам было то, что Шри часто отлучался из храма. Джунгли, столь отличающиеся от его стерильного окружения в университете, все больше зачаровывали Шри, и он много времени проводил, бродя по окрестностям, защищенный постоянным надзором моих удаленных сенсоров. Как только он скрывался за ближайшим деревом, я включала монитор, и Малыш мгновенно оказывался рядом, поскольку прятался где-нибудь поблизости, как настоящий терпеливый любовник.

Хотя наш словарь был достаточно богат, чтобы передать довольно сложную информацию, Малыш мне пока ничего не сообщал, что было странно, ибо из снов я знала, что это должно произойти. Чего-то не хватало, и я никак не могла понять чего. А потом, как уже много раз до этого, случай помог мне сдвинуть дело с мертвой точки.

Весна подходила к концу, скоро должен был начаться летний сезон муссонов с долгими обильными ливнями. Значит, Шри будет подолгу оставаться в храме, что неизбежно сделает мои свидания с Малышом более редкими. Поэтому нужно было спешить, и я решила дополнить наш язык картин-понятий, приписав какие-нибудь значения и тому небольшому числу клавиш, которые оставались неиспользованными. Может быть, Малышу недостает какого-либо ключевого понятия, чтобы объясниться.

Он с удовольствием принял эту дополнительную игру ассоциаций, потому что она его забавляла, откликаясь гримасами и различными звуками на картинки, которые я ему показывала, когда он нажимал одну из новых клавиш. Я, как и раньше, внимательно следила за его реакциями, стараясь как можно правильнее их истолковать, и лишь когда была вполне уверена, что поняла их надлежащим образом, вносила в наш словарь значение, которое он приписывал предложенной картинке.

Поскольку наш словарь расширялся, требовалось предлагать ему все больший выбор картинок, чтобы у него появилась какая-нибудь новая ассоциация. Если появившееся на экране напоминало ему что-то, для чего у нас уже была клавиша — правда, обычно мне не удавалось уловить никакой связи, но что вы хотите от мужчин, — он тотчас нажимал на ту старую клавишу, и это означало, что я должна показать ему нечто другое.

Предпоследняя неиспользованная клавиша была с буквой «О». Первые четыре картинки, появившиеся на экране, он без колебаний связал с понятиями, для которых у нас уже были клавиши, так что я начала терять терпение, потому что не знала, что ему еще предложить. Что общего, Бог мой, могло быть между лианой, почему-то означавшей для Малыша «сон», и термитником, который ассоциировался у него с тем же понятием? Я тогда в первый раз пожелала, чтобы Малыш не был мужчиной (хоть это и не позволило бы мне вызвать ревность в Шри), ибо была уверена — дело пошло бы намного легче, будь передо мной нормальное существо женского пола.

Скорее из отчаяния, ибо больше мне в голову не приходило ничего из мира джунглей, что он мог бы легко узнать и что мы еще не использовали, я в первый раз решилась показать ему некий абстрактный образ, почти уверенная, что он останется к нему равнодушен. Однако, как и много раз прежде, я ошиблась в его реакции.

Это мог быть любой простой геометрический символ — треугольник, квадрат, прямоугольник, ромб, дельтоид, пятиугольник. Как я позднее установила, если б была использована какая-нибудь из этих фигур, он и вправду отнесся бы к ней без интереса, не узнав ничего знакомого по собственному опыту. Однако по чистой случайности я выбрала круг — и с этого момента все стало по-новому.

Круг, как и прочие простые геометрические фигуры, лежали вне опыта Малыша, но и то, что заставило его вскочить и, не мигая, уставиться на экран, на котором появилась яркая окружность на темном фоне, также, несомненно, не проистекало из его опыта. Оцепенение продлилось всего несколько мгновений, а затем он замахал руками и начал испускать множество разнообразных звуков, из которых только для нескольких я нашла примеры в своей фонотеке.

Поскольку я никак не могла расшифровать, что он так страстно желает мне сообщить, в первый момент я вообще не реагировала, продолжая держать на экране окружность. Моя пассивность только привела его в большее раздражение, он нагнулся над клавиатурой и стал яростно нажимать на клавиши, быстро меняя картинки на мониторе, однако поверх них я оставила круг, потому что чувствовала: Малыш совсем разъярится, убери я его с экрана, как взбесился он, когда ему был показан мультфильм.

Я внимательно следила за быстрой игрой его пальцев на клавиатуре, но не смогла уловить никакого смысла. В конце концов я решила, что он меняет картинки на экране наобум, давая тем самым выход своему возбуждению, вызванному видом круга, и стараясь это возбуждение передать и мне. Мне и в голову не могло прийти, почему обычный круг так взволновал Малыша, и я понятия не имела, что предпринять, чтобы хоть немного его успокоить, и тут вновь на помощь пришел случай.

Одна из моих камер по периметру показала мне, что Шри возвращается в храм. В первый момент я впала в панику, поскольку не знала, как убрать Малыша, который продолжал поскуливать и скалиться, теперь нажимая уже по несколько клавиш одновременно. Затем я взяла себя в руки, вспомнив, что Шри потребуется еще не менее десяти минут, чтобы добраться до храма. Не было, следовательно, необходимости прятать Малыша в шкаф, под кровать или на оконный карниз…