Девочка не пошла за лекарем. Вместо этого она стояла и смотрела, как Миррима стягивает с Боринсона плащ и кольчугу, ища, откуда взялась кровь, запекшаяся на его ногах.

Рана, которую она наконец обнаружила, была страшнее всего, что ей представлялось. Боринсон и вправду не был тем мужчиной, за которого она вышла замуж.

Радж Ахтен сделал все, чтобы он вообще больше не был мужчиной.

Когда в дубраве воет ветер, в нем слышатся порой далекие человеческие голоса.

Это песни мертвецов. Умный их слушать не станет.

Рофехаванское поверие

За час до рассвета над деревней Падвелтон, что вблизи Морского Подворья, столицы Мистаррии, поднялся холодный ветер, гоня по небу облака. Он сорвал с каштанов побуревшие листья и усеял ими склоны холмов, где еще не успела стать землей прошлогодняя листва.

Он засвистел в обнаженных ветвях, и под его напором связки лавра, висевшие на веревке для сушки белья во дворе у старухи Трипто, запрыгали как живые, и закачалось ведро над колодцем.

Ветер налетел на хозяйку. Она обернулась и прищурилась – ей показалось, будто ее кто-то толкнул. Затем поплотнее запахнула плащ и заторопилась в хлев, доить корову.

Порыв ветра понесся дальше по деревенской улочке, покрывая рябью лужи, оставшиеся после ночного дождя.

Он толкнулся в дверь «Красного Оленя», потом сквозь щель проскользнул внутрь.

Хозяйка постоялого двора в это время как раз вынула из печи поднос с закуской – слегка поджаренными бутербродами с грибами и олениной, тушеной в красном вине. Вдыхая вкусный аромат, она понесла их в общую залу, чтобы остудить, и тут почувствовала холод.

До этого в комнате, освещенной огнем, горевшим в печи, было тепло и уютно.

Хозяйка нахмурилась, решив, что кто-то открыл дверь и устроил сквозняк.

В комнате наверху отдыхали с дороги несколько Властителей Рун. То были лорды из западных провинций, которые, прознав о беде, постигшей Каррис, выехали не мешкая к далекой восточной границе.

Барон Бекхарст крепко спал, когда его лица коснулось дуновение ветра.

– Убей королеву, – шепнул ему в ухо голос, – пока сын Иом не превзошел величием своего отца.

Бекхарст вздрогнул и открыл глаза. Прошептал в ответ:

– Слушаюсь, милорд.

Он поднялся, но спутников своих будить не стал. Быстро натянул кольчугу и подошел к запасному оружию, которое вез с собой один из лордов.

Выбрал копье, хорошо сбалансированное, не слишком тяжелое, опоясанное дюжиной железных колец. Вышел с ним во двор и направил наконечником в небо. Мать барона еще в детстве научила его руне Воздуха. Он начертал эту руну наконечником копья, и в тот же миг по древку пробежала быстрая голубая молния.

Выезжая с постоялого двора, барон улыбнулся.

А ветер полетел дальше.

После битвы при Ингфорде спросил я доблестного сэра Гваллиума: «Что скажете вы о форсиблях?».

Сделался он весьма задумчив и отвечал мне так: «Воистину, ничего еще не создавал человек равного им! От утренней до вечерней зари я бился и поразил сорок пять могучих рыцарей, но даже не притомился. Клянусь моей бородой, форсибли эти помогут добрым людям искоренить всякое зло!».

Но жена его сказала: «А я полагаю, что люди низкие сотворят с их помощью такое зло, какого мы еще не ведали».

Жизнеописание сэра Гваллиума из Сиворда, составленное его Хроно (годы изобретения форсиблей)

За час до рассвета звезды в холодном небе разгорелись так, словно собрались поджечь небесный свод. Радж Ахтен бежал через горы Хест к пустыням родного Индопала, весь мокрый от пота, с запекшейся на груди и колене кровью. Его черная чешуйчатая кольчуга, разорванная когтями вильде, звенела на каждом шагу, словно кандалы.

Горная тропа, по которой он мчался, петляла меж скал, ныряла в ущелья, кружила среди высоких заснеженных сосен.

В горах было холодно. Радж Ахтен держал боевой молот наготове. Перепуганные опустошители разбежались из Карриса в разные стороны. С двумя он уже столкнулся в здешних лесах и убил их.

Но тут можно было встретить и кое-кого пострашнее. Габорн восстановил против Радж Ахтена его собственных Неодолимых. Их отряд проскакал не так давно через перевал, оставив следы подков на свежевыпавшем снегу.

И Радж Ахтен, чтобы не столкнуться со своими же воинами, выбрал тропу, по которой не могли пройти кони.

В лесу выли волки. Они учуяли запах его крови и мчались по пятам, пытаясь догнать. Радж Ахтен и сам чуял запах своего тела, перебивавший запахи снега, льда, камня и сосен.

Дышать было трудно; грудь горела как в огне. На высоте воздух был разреженный, от него кололо в легких.

Доспехи его душили; металл, казалось, вытягивал из тела все тепло. Терпел он долго, но в конце концов стянул порванную кольчугу и выбросил. Черные звенья ее рассыпались по снегу, как рыбья чешуя.

Радж Ахтену мучительно хотелось есть.

А ведь он, имея столько даров силы и жизнестойкости, должен был сейчас чувствовать себя бодрым и не замечать никаких неудобств.

Он гадал, что за странная немочь его одолевает. С тех пор как вильде Биннесмана переломала ему ребра, прошло одиннадцать часов. Возможно, раны еще не зажили. Всю ночь, однако, боль только усиливалась – и в груди, и во всем теле, словно его поразила какая-то жестокая болезнь.

Радж Ахтен предположил было, что умер кто-то из его Посвященных и он утратил часть жизнестойкости. Но при разрыве магической связи с Посвященным всегда возникали тошнота и болезненное чувство потери. А он этого не ощущал.

Взбежав на очередное возвышение, Радж Ахтен вдруг увидел нечто неожиданное: в полумиле от него, в темном ущелье плавал на привязи разведывательный воздушный шар в форме граака.

На земле под ним горел костер, отбрасывая блики на шелковые крылья граака.

Возле костра, готовя чай, собрались его соратники – советник Фейкаалд и пламяплеты Раджим, Чеспот и Аз. Еще с ними был Хроно Радж Ахтена.

Старик Фейкаалд натянул свой серый бурнус на голову и закутался в плащ, как в одеяло. На пламяплетах же не было ничего, кроме набедренных повязок, они наслаждались близостью огня. Огонь давно сжег все волосы на их телах. Глаза колдунов казались зеркалами, отражавшими пламя костра.

Самые верные последователи Радж Ахтена сидели так спокойно, словно ждали его… а, может быть, и безмолвно призывали.

Он спрятал молот в ножны и спустился к ним.

– Салаам, – сказал он.

Что значило «мир». Они увидели его, тоже пробормотали «салаам».