Безрукий замолчал, по-прежнему не поднимая глаз от стола.

— Теперь уходите отсюда, — сказала Лена. — Мы вызовем милицию. Или «скорую помощь».

— Вы мне не поверили, — тихо сказал безрукий.

— Вы ничем не доказали, что вы не сумасшедший.

— Я знаю. Но как я должен это доказывать?

— Я вам подскажу, — сказала Лена. — Если вы обещаете после этого уйти. Вы сказали, что можете телепатически общаться друг с другом. Пусть эти ваши паразиты прочитают наши мысли и передадут их вам.

— Они не могут читать ваши мысли, — покачал головой безрукий. — Ваши разумы никак не контактируют. Можете считать, что у вас просто одни и те же органы чувств: они видят и слышат то же, что и вы.

— Хорошо, — сказал Антон. — Пусть тогда расскажут, что я делал сегодня утром, когда Лена была в институте.

— Вы снова легли спать, — заговорил безрукий после небольшой паузы. — Потом встали и пошли на кухню. Включили радио, услышали рекламу и снова выключили. Включили чайник, сделали себе два бутерброда с карбонадом и один с «виолой», налили чай и начали завтракать, одновременно читая Боулза. Дочитали до места, когда Стенхэм отправился в гости к Си Джафару, и пошли умываться. Достаточно?

— Да, — неуверенно сказал Антон и посмотрел на Лену.

— Хорошо, — сказал она. — Подождите одну минуту.

Лена вышла из кухни и почти сразу вернулась.

— Что я сейчас сделала? — спросила она.

— Ничего, — сказал безрукий. — Вы постояли в комнате, подошли к телевизору, потрогали пальцем экран и вернулись обратно.

Антон посмотрел на Лену. Та растерянно кивнула.

— Тогда мне непонятно, кто вы такой, — сказал Антон. — Вы сказали, что не захватываете чужие тела.

— Я вселился в человека, который был на операционном столе. Мозг уже почти умер, спасти его было невозможно. Я смогу поддерживать в нем жизнь еще где-то полгода. Потом я вернусь обратно.

— Вы говорили, все заканчивается сумасшествием в девяносто девяти случаях из ста, — сказала Лена. — Значит, шанс все-таки есть?

— У вас — нет. Один шанс из ста есть у того, кто внутри, — он может полностью вытеснить ваш разум.

— Тогда пусть он вернется со своей капсулой обратно на корабль.

— Капсула не может покинуть мозг живого человека. Вы умрете.

Лена зачем-то включила чайник. Все молчали, слушая, как закипает вода.

Безрукий встал из-за стола.

— Пожалуйста, не встречайтесь больше, — сказал он. — Если вы любите друг друга — уезжайте в разные города или даже разные страны. И еще. Я знаю, те, кто сейчас внутри вас, не спрашивали вашего согласия, но они тоже хотят жить. Они познакомились за год до того, как все произошло. Он немного заикался и никогда не запоминал снов. Она не умела готовить и любила ходить босиком. Они ждали ребенка, когда произошла катастрофа.

Безрукий вышел из кухни в прихожую. Антон пошел за ним, чтобы открыть дверь.

— Простите, — сказал безрукий уже на пороге.

Антон не ответил.

Когда он вернулся на кухню, Лена сидела за столом. Антон сел рядом.

— Ты ему веришь? — спросила Лена.

— Да.

— Что же нам делать?

— Знаешь, — сказал Антон. — Я часто думал — почему в «Обыкновенном чуде» Абдулов не хотел целовать принцессу? Он боялся превратиться в медведя или не хотел, чтобы она жила с мыслью, что это случилось из-за нее?

— У нас все проще, — сказала Лена. — Мы оба превратимся в медведей.

Ночь они провели вместе. Рано утром Лена тихо встала, оделась и ушла. Антон лежал, делая вид, что спит. Когда дверь захлопнулась, он заплакал.

Больше они не виделись. Лена почти сразу уехала в Новую Зеландию, где поступила в какой-то университет в Крайстчерче. Антон через несколько месяцев фиктивно женился на шведке по имени Урсула и поселился в Мальме. Урсула оказалась ленивой, но незлой и смешливой бабой, переехавшей в город из деревни. Антон платил ей три тысячи в месяц, и Урсула была абсолютно счастлива — только просила не водить домой девок, чтобы соседи не заявили в полицию. Впрочем, Антон никого и не водил. Он наконец серьезно занялся фотографией и даже получил грант от одного местного фонда. Уже через полгода у Антона была выставка в галерее Eye/Eye.

А еще через год Антон уехал из Швеции, оставив Урсуле свое оборудование и пятнадцать тысяч евро — почти все, что у него было. Лена бросила университет и, соврав соседке по общежитию что-то про семейные проблемы, взяла билет на самолет. Они встретились в Гоа и поселились в маленькой гостинице, где, кроме них, жили только два гея-англичанина. Через три недели Антон и Лена сошли с ума.

Егор вытряхнул из стакана на снег последние капли чая, завинтил термос и убрал в рюкзак. Люди вокруг тоже молча копошились в темноте, что-то доставая, убирая и перекладывая. Было без пяти минут двенадцать, и Юрьев день уже почти начался. Тяжело поднявшись с корточек, Егор потянулся и замер, прислушиваясь к ощущениям. Колени ныли, справа в пояснице что-то тянуло. «Вот тебе, дедушка! — со злостью подумал он. — Еще бы до пенсии ждал». Поставив рюкзак под дерево — от раздражения он делал все очень аккуратно и даже еще раз наклонился поправить завернувшуюся лямку, — Егор пошел в сторону границы. С собой все равно ничего нельзя было брать, даже в карманах.

Впереди, на пропускном пункте, уже горел свет, но проход оставался закрытым и пограничники по-прежнему не показывались. Справа из темноты выплыл голубой прямоугольник, сообщавший, что «прикордонна служба — гарант недоторканостi кордонiв». «Торкало-торкало, да так и недоторкало», — вяло подумал Егор. Он чувствовал, что мелко дрожит, то ли от холода — сидеть почему-то казалось теплее, чем идти, — то ли от волнения. «Дома было страшнее», — напомнил себе Егор, но сам не очень в это поверил, поскольку никак не мог вновь ощутить этот страх. Вспоминались только война и скука, и было уже не очень понятно, как они могли сочетаться, но почему-то они сочетались, и дни проходили в тоскливом соседстве со смертью, скучной и серой, как пыль на лицах людей, лежащих перед единственным уцелевшим подъездом. Впрочем, про смерть он помнил не всегда: особенно когда дома были и свет, и интернет и можно было смотреть какой-нибудь сериал — занятие, в сущности, не менее бессмысленное, чем смерть, но оставляющее надежду на то, что и небытие будет наполнено хотя бы чужими снами.

Граница открылась ровно в полночь: двое солдат откатили немного в сторону тяжелый шлагбаум на колесах, так чтобы проходить внутрь можно было только по одному, и начали запускать людей, бегло просматривая паспорта. То ли из-за казавшегося совершенно чужим, словно с другого континента и из другого времени, языка, то ли еще почему-то, но желающих переселиться в Венгрию было немного, человек, наверное, пятьдесят. К утру они уже прошли все формальности по обе стороны границы и погрузились в автобусы.