В субботу я собирался весь день смотреть футбол и позволить себе продегустировать немного неблаготворительного пива. Было самое начало сезона, встречались совершенно разные по силе команды, которые впоследствии могут как возглавить турнирную таблицу, так и попасть в самый ее конец. А значит, зрелище обещало быть захватывающим.

За девять с лишним часов я просмотрел шестнадцать игр. Согласен, что это выглядит как некое выдающееся достижение, но я человек скромный и всего лишь стараюсь оправдать оказанное мне доверие. Таким образом, я намереваюсь поставить рекорд и получить заслуженную награду от Американской академии спортивных телезрителей-дегенератов. Сотрудники районной прокуратуры просто умрут от зависти.

Но прежде чем благодарить академию, я должен сказать спасибо моим соратникам из прокуратуры за их ненавязчивую заботу обо мне. Если бы не они, я был бы обыкновенным неудачником, который часами смотрит коммерческие каналы и не способен к великим свершениям. Однако благодаря их трогательной заботе я смог удостоиться пальмовой ветви, и теперь для меня нет ничего невозможного. Я не пропустил ни одной сколько-нибудь значимой игры со времен правления администрации Картера. Если перефразировать слова, сказанные героем Тома Круза героине Рене Зельвегер в фильме «Джерри Магуайер», своей ненавязчивой опекой они «сделали из меня человека».

Сэм подъехал к дому и посигналил под окном. Я махнул ему рукой, что сейчас спущусь, а сам приступил к выполнению особого ритуала, посвященного прощанию с Тарой. Чувствуя, что я скоро уйду, она обычно запрыгивала ко мне на диван, чтобы я ее погладил. Потом я клал на краешек дивана печенье, но она делала вид, что лакомство ее нисколько не интересует. Разумеется, к моменту моего возвращения от печенья не оставалось и крошки.

Сэм Уиллис – мой бухгалтер и мой друг, причем второе вовсе не вытекает из первого. По части финансов он просто гений, но при этом начисто лишен профессиональных амбиций. Вот почему я являюсь, пожалуй, единственным из его клиентов, кто умудрился по-настоящему разбогатеть. Когда на меня нечаянно свалилось кругленькое состояние, он радовался, как пятилетний малыш, которого привели в магазин игрушек.

Подходя к машине, я с опозданием сообразил, что не успел подготовиться к самой захватывающей игре, которая является неотъемлемой частью нашей дружбы. В свое время мы вместе придумали ей название – песенный диалог. Вместо обычных реплик мы взяли за правило обмениваться строчками из популярных лирических песен. Сэму в этом искусстве не было равных, я и в подметки ему не годился.

– Вперед, мой друг, – сказал я, садясь на сиденье рядом с водителем. – Прокатимся верхом!

Зачин вышел довольно хилый, я и сам это понимал, и Сэм лишь печально покачал головой. Подлинное искусство песенного диалога состоит в том, чтобы партнер мог тут же подхватить игру. А моя неудачная реплика вообще не предполагала никакого ответа.

Сэм мудро предпочел дождаться другого случая. Вместо этого он как бы вскользь заметил, что видел телепередачу, посвященную «делу Куммингза», и у него сложилось впечатление, что я выступаю адвокатом по этому делу.

– Могу я чем-нибудь помочь? – поинтересовался он.

Помимо того, что Сэм – финансовый гений и искусный песенный собеседник, он еще и волшебник по части компьютера. Он мне здорово помог, когда я работал над делом Лори. Вместе со своим напарником они добились таких фантастических результатов, что преступники устроили за ними настоящую охоту. Закончилась эта история трагически: его ассистент, Барри Лейтер, погиб. С тех пор чувство вины не отпускало меня ни на минуту.

– Не думаю, Сэм, что это потребуется.

Должно быть, мой уклончивый ответ его не убедил, и Сэм тут же вычислил причину.

– Это все из-за того, что случилось с Барри?

– И поэтому тоже. Короче, я не могу воспользоваться твоей помощью.

– Но ты же не виноват в том, что случилось, Энди. Мы миллион раз говорили с тобой об этом.

Конечно, он был прав, и потому я предпочел сменить тему разговора:

– Далеко нам ехать?

– Ну, если судить по карте… – пробормотал он и для пущей убедительности даже вытащил какую-то дорожную карту, – вниз по дороге, прямо под деревом, на берегу.

Мое сердце буквально зашлось от восторга. Дело было даже не в том, что Сэм, как бы между делом, процитировал «Вестсайдскую историю». Он вышел в искусстве импровизации на новый уровень. Не давая опомниться, он выстрелил в меня целой подборкой музыкальных тем. За считанные минуты он успел пригласить меня в отель «Калифорния», несмотря на то, что «мы все живем в желтой подводной лодке», и пообещал, что непременно на своих губах я почувствую «вкус меда».

Цель нашего следования – местная кулинарная школа – была уже совсем близко. И, что самое удивительное, она и в самом деле находилась «вниз по дороге, на берегу». Мы оказались в числе примерно восьмидесяти человек, которые явились на благотворительную дегустацию. Нас разделили на четыре равные группы и развели по отдельным комнатам, которые отличались от обыкновенных классов только тем, что на каждой парте вместо учебников расположилось по пять стаканчиков с вином.

– Похоже, будет классно, – сказал Сэм.

– Ура-ура, – откликнулся я без малейшего энтузиазма.

Мой друг поднял один из стаканчиков и провозгласил тост:

– Ну, Энди, за все хорошее!

– Не окажешь ли ты мне одну услугу, Сэм? Пожалуйста, не говори мне, что ты счастлив. О-о-о, так счастлив…

Итак, мы приступили к «обучению». Я словно перенесся на другую планету, где у людей принято пригубить глоточек вина, а потом долго и подробно анализировать свои ощущения. Причем с таким видом, будто они пытаются разгадать некую секретную формулу. Описывая нюансы вкуса, они употребляют такие мудреные слова, как «терпкий», «дубовый» и «искристый». Я был готов поклясться, что никогда прежде им не доводилось глотать или пробовать на зуб ничего терпкого, дубового или искристого. По крайней мере, я решительно не знал, каковы на вкус все эти понятия, и потому испытывал чувство неловкости. К своему стыду, я даже не вполне понимаю, о чем идет речь, когда люди называют вино «сухим». Допустим, я пролил немного на стол и промокнул лужицу салфеткой – можно ли считать, что это вино теперь «сухое»?

Казалось, все эти благотворительные откровения не только не просветили меня, но, наоборот, отупили настолько, что, когда все кончилось, я даже не соображал, какая сумма указана в чеке, который я подписываю. Я помнил только то, что обязательно должен отвезти домой Сэма, который к тому времени спал, уронив голову на парту и зажимая в одной руке нечто искристое, а в другой, наоборот, сухое и дубовое.

Я подписал чек, и мы медленно двинулись к машине. Шли мы гораздо дольше, чем даже могли, потому что нас без конца останавливали журналисты, их было не меньше двенадцати, причем трое или четверо были с телевидения, о чем свидетельствовали камеры и софиты.

– Привет, Энди, – окликнул меня один из репортеров. – Ты слышал, что говорят про Куммингза?