Поскольку Ватиканский дворец имел сообщение с дворцом Санта-Мария-ин-Портику, Александр VI без труда добирался из храма Святого Петра в резиденцию столь дорогих его сердцу женщин. Там он наслаждался полной гаммой чувств: от дружеской привязанности к Адриане до отцовской нежности и любви к Лукреции.

В Александре VI осталось юношеское увлечение роскошью, его не оставляли равнодушным красивые ткани, его очаровывали украшения. Несмотря на эдикт, запрещающий римским дамам носить более двух колец сразу, он подарил Лукреции кольца из лазурита и бриллиант стоимостью 18 тысяч дукатов, купленный у финансистов Аугсбурга, Фуггеров. Счастье дочери или, точнее говоря, ее возвышение заставляло его быть внимательнее к ней. Паоло Капелло, посол Венеции, констатирует, что даже если «он хочет, чтобы его сыновья поднялись на вершину славы и богатства, то к сеньоре Лукреции он питает особую, исключительную любовь, in superlativo grado». В сердце Александра VI уже поселилось чувство к Джулии Фарнезе, супруге Орсо Орсини, но оно ничуть не мешало нежности, с какой он относился к дочери. Лукреция, впрочем, не испытывала никакой ревности. Скорее она задавалась вопросом о том, сколько продлится эта возвышенная любовь, возникшая сразу после переезда трех женщин в Санта-Мария-ин-Пор-тику, которая, казалось, удовлетворяла честолюбие и невестки, и свекрови.

Орсо, в свою очередь, разобрался в ситуации. Позволив своей супруге трудиться во благо семьи Фарнезе, он уединился в своем родовом гнезде, замке Бассанелло, чтобы собрать войска, которые должны были присоединиться к неаполитанской армии. Стендаль скажет, что «Александр VI жил благонравно с Джулией Фарнезе, подобно тому, как Людовик XIV жил с госпожой Монтеспан»; эпикурейцы назвали ее «Христовой невестой»; эрудиты — «Европой, похищенной испанским быком»; Бюршар, не затрудняя себя поиском эвфемизма — «сожительницей папы»; для народа она осталась «Giulia la Bella».

2 июня Джованни Сфорца торжественно вошел в Рим через врата дель Пололо, где его встречали члены Священной коллегии, его шурины, герцог Хуан Гандийский и Чезаре Борджа, а также послы. Когда вдали пропели трубы кавалерии, Лукреция и ее придворные дамы приблизились к окнам дворца. Адриана и Джулия помогли ей расположиться на парадной лоджии второго этажа, распустив на темно-красном платье, украшенном серебряным позументом, ее сверкающие волосы, усыпанные жемчужинами. Ее парадное платье было настолько жестким, что, по словам ее дам, невеста волей-неволей вынуждена была стоять. Восхищенный шепот достигал ее слуха. Гул голосов затих, и воцарилась мертвая тишина: кавалер подъехал, чтобы засвидетельствовать почтение своей даме. Он придержал коня, вытянулся во весь рост на стременах, затем замер в глубоком поклоне перед лоджией, где блистала Лукреция. Взгляды их встретились. Она ответила на его приветствие прелестной и скромной улыбкой. Жених был человеком крепкого сложения, бородатый, с приятным лицом, которое оттеняли длинные вьющиеся волосы. Нос с небольшой горбинкой придавал ему выразительность, высокий и выпуклый лоб говорил о живом уме.

Александр VI собирался назначить свадьбу десятью днями позже, внимательно следя за тем, чтобы она не пришлась на среду, неблагоприятный день, как свидетельствует широко известная поговорка:

Отныне Ваноцца уже не будет находиться рядом с дочерью, но она с нежностью и большим тактом будет следить за судьбой Лукреции. Ни та ни другая, казалось, не страдали от разлуки, настолько они были уверены во взаимности своих чувств.

Лукреция занималась делами: надо было составлять письма с благодарностями за подарки, прибывавшие из Европы, принимать послов и готовить приданое под руководством Адрианы. Торговцы из Англии, Франции, Германии, Италии предлагали мех соболя и «испанской кошки» для коротких накидок, прозванных sbernia, которые Лукреция ввела в моду, предлагали tela di Rensa (реймсское полотно), тоньше которого не было, парчу. За ними следовала вереница ювелиров и резчиков по камню, на которых лежала обязанность поставлять кольца, браслеты, колье, кулоны, украшенные аметистами или изумрудами, а из церковных украшений — четки из черного янтаря, из золотых шариков или из сердолика.

Юную Лукрецию не очень тревожило замужество само по себе; ее ближайшее окружение, как казалось, придавало не слишком большое значение этой простой формальности — достаточно было вспомнить ее расторгнутые помолвки, ее беспокоила ожидавшая ее брачная комедия. Лукреция, с рождения находившаяся под защитой отца, инстинктивно боялась насилия. И только Джулии, которая была старше ее на три года, было по силам развеять ее опасения.

На исходе дня 12 июня герцог Гандийский прибыл за сестрой в ее дворец. Она вышла из него в окружении шести молодых людей, одетых в длинные туники из замши. Сын папы приводил всех в изумление. Одет он был весьма экзотично. На нем был белый костюм, расшитый золотыми нитями с прикрепленными к ним крупными драгоценными камнями, рубиновое ожерелье, а на голове — убор на турецкий манер, высокий тюрбан, украшенный огромным бриллиантом. Даже в ту эпоху не часто случалось видеть на одном человеке 150 тысяч дукатов золотом. Тот, кого прозвали «самым роскошным молодым человеком Рима», превзошел самого себя. Он держал за руку своего брата Гоффредо, которому было одиннадцать лет и который тоже был разукрашен, как языческий идол. Что касается Чезаре, то он был скорее зрителем, чем актером, и его черное церковное одеяние вносило нотку торжественности в эту чрезмерную пышность.

Адриана, заботившаяся о том, чтобы Лукреция выглядела изящно, велела ей нарядиться вечером в платье цвета индиго, «увитое золотом» и усыпанное жемчужинами. Тонкий поясок подчеркивал грудь и поддерживал складки ткани, колыхавшиеся вокруг ее талии и свободно развевавшиеся на ветру. Из украшений на ней были только диадема, украшавшая волосы, и колье из хризопраза (оно стоило 15 тысяч дукатов).

Хотя расстояние между дворцом Борджа и Ватиканом было невелико, римлянам пришлось долго ждать прибытия свадебного кортежа. Неровные камни мостовых скрылись под ковром из белых цветов. Распорядитель церемонии Хуан Гандийский шагал слева от сестры, чей шлейф несла очаровательная маленькая чернокожая рабыня. Лукрецию сопровождали Баттистина, внучка Иннокентия VIII, и Джулия Фарнезе. За ними следовали сто пятьдесят римских дам. Розовая лента, натянутая поперек улицы, остановила кортеж. И Лукреция по обычаю склонилась, чтобы far il serreglio (neререзать ленту)6. Один из самых красивых юношей Рима преподнес ей букет. Ему-то она охотнее выразила бы свое восхищение. Бесплотная и светящаяся невеста шла необычайно величественно, словно плыла.

Александр VI выбрал для этого летнего вечера прохладные залы, расписанные фресками Пинтуриккьо, хотя художник еще не закончил работу. Однако его живопись очень удачно вписывалась в архитектурный ансамбль, частью которого она являлась. Восточные ковры покрывали каменный пол вплоть до самого папского трона, возвышавшегося в глубине зала, где святой отец в стихаре и короткой атласной мантии с капюшоном занял свое место в окружении десяти кардиналов в алых плащах. Едва распахнулись двери, началась толкотня, и все пришли в такое возбуждение, что гости забыли преклонить колени перед папой, к несказанному возмущению Бурхарда, увидевшего в их легкомыслии предвестие анархии. Что касается жениха, то, как и его будущий шурин, он прибыл, одевшись «по-турецки на французский манер», с роскошным ожерельем на груди, взятым взаймы у маркиза Мантуанского, — деталь, которую тотчас заметил посол дома Гонзага, улыбнувшийся при виде такого мальчишества; Сфорца, раздираемый гордостью за свою новую нареченную и желанием покрасоваться, попросил брата своей покойной жены одолжить ему это украшение.