В том же году случился еще один трансформирующий момент. Моя сестра без предупреждения заглянула к нам со своими двумя маленькими детьми и с порога спросила, могу ли я посидеть с ними: ей нужно выйти на работу в вечернюю смену.

Я промямлила:

– Э-э, знаешь, мне вообще-то много чего нужно сегодня сделать…

Она на это ответила, что ее вызвали вместо заболевшей сменщицы, и лишние деньги ей совсем не помешают.

Я чувствовала нарастающий во мне гнев. У меня самой было двое маленьких детей, которых я никому не подбрасывала. Зато с ее детьми сидела регулярно – почти каждый раз вот так же, без предупреждения. И очень от этого устала.

Однако вопреки собственному желанию я вновь промямлила:

– Ну ладно…

Она задержалась у меня еще немного, прежде чем отправиться на работу. Я пыталась быть вежливой, но возмущение придавливало мои плечи, точно толстое тяжелое одеяло.

Сестра наконец спросила:

– Что-нибудь не так?

Я замешкалась, но потом правда сама вырвалась из моей груди:

– Ты постоянно так со мной поступаешь! Знаешь, было бы очень мило, если бы ты хотя бы предупреждала меня заранее.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

– Ты сама виновата. Если не хотела, надо было так и сказать. Нечего соглашаться, а потом винить в этом меня! Вини саму себя!

Ого! Я просто рассвирепела на нее за эти слова, но в них была горькая истина, которую я должна была услышать. Это случилось много лет назад, и с тех пор я нередко напоминала себе об этом.

Как я могла быть так слепа?! Почему я почти всегда входила в режим автоматических «да» и «поддержания мира любой ценой»? Как научиться наконец отстаивать собственные интересы?

Я купила несколько книг на эту тему, а позже начала ходить на психотерапию. Это был долгий путь непрерывных открытий, который во многих отношениях сделал меня сильнее. Я научилась поддерживать честные отношения с другими людьми и самой собой.

Сейчас мое «да» означает да, а мое «нет» означает нет – без внутреннего бунта, возмущения или ложного чувства вины. В этом заключается моя сила и свобода.

Пол нанял меня на должность бухгалтера сразу, прямо во время собеседования. И предложил выйти со следующего дня. Он представил меня женщинам, с которыми предстояло работать, – своему секретарю Сюзан, чей стол стоял прямо перед его кабинетом, и моим непосредственным коллегам: двум молодым девушкам (им было чуть за двадцать, как и мне) и Элене, которая через два месяца уходила на пенсию (ее работой мне и предстояло заниматься). Все будущие коллеги показались мне довольно дружелюбными.

Вернувшись в кабинет Пола, мы завершили собеседование. Поднявшись с места и собираясь уйти, я протянула ему руку для рукопожатия. Другой рукой он на мгновение придержал меня за предплечье… а потом она начала скользить вверх-вниз, поглаживая меня интимнее, чем мне хотелось бы.

– Вы идеально впишетесь в наш коллектив, – промурлыкал он, подступая ко мне. Я попятилась.

Скомканно поблагодарив его, я как можно вежливее отстранилась и ушла. Дома я решила просто забыть об этом инциденте. На дворе было начало 70-х, и такого рода поведение со стороны мужчин считалось вполне обычным. Не думаю, что тогда кто-то использовал термин «харассмент», но начиная с подросткового возраста я периодически с этим явлением сталкивалась. Однако еще никогда ко мне не приставал человек, стоящий выше меня на служебной лестнице.

Первая пара недель пролетела в один миг. Все были терпеливы, пока я осваивала новую должность. Не прошло и месяца, как я уже успокоилась и эффективно выполняла свою работу, но тут начала замечать, что атмосфера в нашем отделе какая-то более унылая, чем в других. Не считая Элены, которая с энтузиазмом вела обратный отсчет до пенсии, рисуя яркие красные крестики на своем настольном календаре, никто из моих коллег-бухгалтеров не казался особенно счастливым.

Причина стала кристально ясна однажды утром, когда Пол вернул мне одну из моих бухгалтерских книг. Он наклонился надо мной, чтобы положить ее на стол, и, когда убирал руку, его пальцы намеренно мазнули по моей груди, а другой рукой он интимно пожал мое плечо.

Он ушел раньше, чем я успела отреагировать. Я была в шоке и могла только хлопать глазами. Потом развернулась в кресле, пытаясь понять, заметил ли кто-нибудь из моих коллег, что случилось, но все были сосредоточены на собственной работе. Я снова никому ничего не сказала. Мне отчаянно нужна была эта работа. Из-за проблем со здоровьем я не работала почти полгода, а моему мужу платили недостаточно, чтобы покрыть счета, накопившиеся за время моей болезни.

Два дня спустя я устроила себе поздний обеденный перерыв и была одна в офисной кухне, когда туда вошел Пол. Мое сердце бешено забилось, а он улыбнулся и смерил меня сальным взглядом, задержавшись на моей груди.

– Мне нравится этот свитер, Мария, – похвалил он. – Он демонстрирует ваши чудесные активы… обе разом.

– У меня перерыв закончился. Пойду-ка я на место, – нервно пробормотала я, протянув руку за сумкой. Я надеялась, что мой голос не выдал того страха, который я ощущала.

К моему изумлению, Пол твердо ухватил меня за руку, когда я пыталась проскользнуть мимо него.

– Сядьте. Расслабьтесь, – велел он. – Спешить некуда. И я точно знаю, ваш начальник не рассердится, если вы на пару минут опоздаете.

Шутник!

– У… у меня много работы, – пролепетала я, вывернув руку из его хватки и метнувшись к двери. И услышала его довольный смешок за спиной.

В следующие несколько дней новых инцидентов не было. Я старалась больше не оставаться в кухне одна, вообще отказываясь от перерывов, если, когда я туда заглядывала, там не было кого-нибудь из коллег.

Также я начала замечать, что Пол ведет себя неподобающе со всеми моими молодыми коллегами: похлопывает по плечику, невзначай поглаживает по ягодицам, когда проходит мимо, обнимает – слишком крепко и слишком долго. Секретарша Сюзан проводила много времени в его кабинете за закрытыми дверями и часто выходила оттуда растрепанная, не зная, куда глаза девать от стыда, торопливо поправляя блузку или юбку.

У меня начались проблемы со сном; я стала дерганой и застывала, когда мой собственный муж спонтанно притягивал меня к себе, чтобы просто поцеловать. Он заметил это и спросил, в чем дело, но я не могла ему довериться. Он обращался со мной как с хрупкой принцессой, всегда защищал и был готов за меня драться. Я боялась того, что он может сделать, если я расскажу ему о чрезмерной фамильярности своего начальника.

Я знала, что обсуждать ситуацию с другими девушками было бесполезно. Они держались за эту работу и давно решили не подавать голос.