Самара потеряла не половину и даже не три четверти жителей. Хорошо, если уцелело десять процентов. Но, глядя на безбрежную водную гладь, поглотившую побережье, я не был уверен и в этой цифре. Сколько нас осталось на самом деле: сто тысяч, пятьдесят?..

Мы немного сбавили темп. Сан Саныч начал уставать, да и я почувствовал, как заныли мышцы. Странный сон, перебросивший нас в новую Самару, не обошелся без последствий. Несмотря на неудобную позу и непривычную нагрузку, неделю назад я бы даже не поморщился. А тут полчаса размеренной гребли — и уже не по себе. Ладно, решил я, догребем до Челюскинцев, а там поменяемся. Прыгать за весла и обратно каждые десять минут — тоже не дело.

— Эй, до Победы подбросите? — прозвучала очередная просьба из окна дома справа.

Парень, нимало не смущаясь, сидел на подоконнике последнего этажа, метрах в десяти над водой.

— Нет, — односложно ответил я. Подобные вопросы задавали каждые пять минут, и это начинало утомлять.

— Да ладно, я заплачу. Есть баксы, есть евро.

Что-то в голосе парня заставило насторожиться. Сан Саныч отложил весла, обернулся и нахмурился. Он тоже что-то почувствовал.

— Сказано — нет, — грубовато ответил Игорь. — Не по пути.

— Ну, как знаете.

Парень легко спрыгнул с подоконника и скрылся в глубине комнаты.

Сан Саныч проводил его мрачным взглядом. Лодка начала неспешно набирать ход. Мы почти поравнялись с распахнутым окном, когда из него вылетела бутылка. Я сидел на веслах, лицом к корме, поэтому крик Игоря: «Ложись» услышал с запозданием. Бутылка была тяжелая, из-под шампанского. Попади такая в голову — всё, кранты. Да и не в голову приятного мало. Но нам повезло, снаряд пролетел в полуметре над головами и плюхнулся в воду.

— Гаденыш! — крикнул Игорь.

Вскинул ружье, прильнул к оптическому прицелу. Лодка по инерции прошла еще пару метров и остановилась. Оконный проем был пуст.

Прошла минута.

— Ладно, двинули. Чем быстрее пройдем, тем лучше, — сказал я.

Выпрямился, с опаской поглядывая через плечо, снова взялся за весла. Сан Саныч последовал моему примеру. Мы успели сделать лишь несколько гребков, как вторая бутылка, кувыркаясь, вылетела из окна, ударилась о резиновый борт, отскочила. И в тот же момент Игорь выстрелил. Раздался звон разбитого стекла, вскрик. Игорь хладнокровно передернул затвор, снова прицелился.

— Прекрати! — велел отец Владимир.

Священник словно очнулся. Сидел на носу и сейчас ломанулся через всю лодку к Игорю. Я отпрянул в сторону, всем весом навалился на борт, чтобы лодка не перевернулась от неожиданного маневра священника. Сан Саныч оказался не столь расторопен, но, к счастью, моего веса хватило. Лодка оказалась устойчивее, чем я думал.

— Греби! — заорал Игорь.

Он барахтался на корме под тяжестью отца Владимира. Сан Саныч тоже оказался втянутым в кучу-малу, так что я был единственным, кто сохранил подобие свободы. Разогнать лодку в одиночку оказалось не так-то просто. Но я очень старался. Прошло не меньше минуты, прежде чем мы оказались на безопасном удалении от злополучного окна. Новых бросков не последовало. То ли кончились бутылки, то ли выстрел охладил пыл малолетнего подонка.

На корме наконец угомонились. Сан Саныч выбрался из-под священника. Отец Владимир оставил попытки вырвать ружье из рук Игоря. Тот вцепился в оружие как клещ и, подозреваю, улетел бы за борт вместе с ним, напрягись священник посильнее. Видимо, отец Владимир тоже это понял.

— За весла. Оба, — тяжело дыша, сказал я. — Игорь — ко мне. Сан Саныч — на корму.

Слова вылетели без запинки. Я даже удивился, насколько твердо мне удалось их произнести.

На перетасовку ушла пара минут. Игорь смотрел на отца Владимира волком, протискиваясь мимо с таким видом, будто ждал нападения в любую секунду. Сев за весла, он первым делом перезарядил ружье и начал высматривать, где бы его пристроить.

— Дай-ка мне. — Я тронул парня за плечо. — Если что, ты все равно стрелять не сможешь.

Игорь поколебался, но оружие все-таки протянул. Видимо, с моей стороны подлянки он не ждал. Сан Саныч, сдав вахту, ополоснул руки и поудобнее устроился среди рюкзаков на корме. Спонтанную драку он никак комментировать не стал.

— Попал? — тихо спросил я, когда мы двинулись дальше.

— Не было там никого, — нарочито громко ответил Игорь. — Угол слишком острый. Я в стекло стрелял, шугануть хотел. Не знаю, чего он орал. Может, с перепугу, может, осколком задело.

Я положил ружье на колени и уставился вперед.

Я не знал, чью сторону выбрать. Мотивы Игоря были понятны и объяснимы. Отца Владимира — тоже. Как поступил бы я, будь ружье у меня… не знаю. Наверное, выстрелил. Стрелял же в стекло кабины, чтобы подстегнуть Михалыча.

Куда интересней другой вопрос. А если бы цель была видна, стал бы Игорь бить на поражение? И что бы в этом случае сделал я?

В молчании мы миновали злополучный дом. Кряхтел сидящий на веслах отец Владимир, шумно дышал Игорь. Ему доля гребца выпала впервые. Первое время он постоянно возился, то и дело оборачивался посмотреть, что по курсу, а заодно — не избавился ли я от ружья. Потом немного успокоился, и я мысленно поздравил себя с удачным решением. Посади я его перед отцом Владимиром, он бы точно извелся, не строит ли священник козни за его спиной. А так отец Владимир перед ним, и Игорь уверен — не строит.

Настроение было паршивое. Голодную стаю псов можно понять. С людьми получалось сложнее. Спасенный Михалыч, оказавшийся волком в овечьей шкуре, псих с бутылками… Зачем он их кидал, чего хотел добиться? Просто мстил за отказ?

Я вспомнил дядю Витю из дома Тамары, принявшего нас за мародеров и набросившегося с монтировкой. Тогда я решил, что он не в себе, но теперь не знал, что и думать. Возможно, он был разумнее всех нас. Во всяком случае, сразу сообразил: во время катастрофы ждать от людей можно чего угодно. С другой стороны, тот же Сан Саныч оказался отличным мужиком. Два дня знакомства, а я уже готов положиться на него больше, чем на многих приятелей. Да и отец Владимир, хоть и с заморочками, но тоже ничего. Признаться, я боялся, что он начнет читать проповеди на ровном месте, но пока не услышал ни одной. Значит, все не так плохо. Просто нужно держать ухо востро.

Пока я размышлял, лодка сделала небольшой вираж. Блеснула на солнце торчащая из воды железяка. Сначала я не сообразил, что это, потом догадался. Ракета-носитель «Союз» — памятник далеким временам, когда Самара была одним из центров ракетостроения. Потом, с перестройкой, космонавтика начала загибаться, вместе с ней успешно загнулся и завод. Взгроможденный на постамент «Союз» стал красивым надгробием временам, когда ракеты запускали в космос, а не выставляли в качестве исторической реликвии. Правда, смотрелся памятник красиво. Во всяком случае, до наводнения. Сейчас все, что осталось над поверхностью, — острая поблескивающая верхушка.