Появление вдали колонны солдат вывело разум Брута из спячки и вернуло в мир, где нужно принимать решения. Он резко натянул поводья, и передние копыта коня взметнулись вверх. Неужели Юлий уже послал людей перехватить его? Колонна двигалась змейкой по извилистой дороге; никаких знамен Брут не видел. Он в нерешительности развернул коня. На юге не могло быть вооруженных сил, которые оставались бы в стороне от грядущей войны. Легион Помпея покинул Рим вместе с ним, и считалось, что галльским легионам в Риме ничто не угрожает. Стало быть, это солдаты Юлия, посланные схватить Брута. Напрасно он потерял целую ночь, выпивая с Таббиком.

В нем немедленно проснулись и гнев, и гордыня. Брут отказался от первоначальной мысли обогнуть колонну и стал неспешно приближаться к солдатам, готовый послать коня в галоп. Юлий не пошлет за ним пеших воинов. А здесь коней не было ни у солдат, ни у командиров, и у него отлегло от сердца. Брут сам учил экстраординариев, как поймать всадника-одиночку, и теперь бы ему не поздоровилось. Предателя они не пощадят, даже если когда-то он водил их в бой.

Думая об этом, Брут передернулся. Он до сих пор не задумывался о том, как случившееся расценят те, кого он оставил. Им не понять причины. Друзья, знавшие его много лет, будут потрясены. Домиций сперва вообще не поверит, с горечью думал Брут. Октавиана эта новость убьет. Интересно, поймет ли Регул? Ведь он тоже однажды предал своего начальника, Помпея. Но и тут, наверное, сочувствия не дождешься. Регул по-собачьи предан новому хозяину, так же как раньше Помпею. Настоящий фанатик. Ни в чем не признает середины. Стоит Юлию приказать — и Регул не успокоится, пока не поймает Брута.

Почему-то было больно думать о том, какое лицо будет у Юлия, когда ему сообщат новость. Он не поверит, пока не увидится с Сервилией. И вот тогда… При этой мысли Брут вцепился в поводья с такой силой, что побелели пальцы. Возможно, Юлий немного попечалится — со свойственным ему лицемерием. Покачает лысеющей головой и поймет, что по собственной глупости потерял лучшего полководца. И натравит на бывшего друга своих волков. Брут хорошо знал Юлия и не ждал от него прощения. Цезарь не позволит ему добраться до Помпея.

Брут оглянулся, вдруг испугавшись, что по пятам галопом скачут экстраординарии. Над полями стояла тишина, и он взял себя в руки. Колонна солдат — вот настоящая опасность. Полководец уже различал бледные пятна лиц, повернутые в его сторону, а вдалеке звучал сигнальный горн. Брут осклабился и положил руку на рукоять меча. Пусть эти ублюдки, кто бы они ни были, попробуют его взять. Он лучший боец своего времени, и он римский военачальник. Колонна приблизилась, и, увидев, как беспорядочен шаг солдат, Брут тут же понял, кто перед ним. Цезарь приказал войску, взятому в плен под Корфинием, занять казармы Перворожденного, а это, по-видимому, упрямцы, пожелавшие отправиться к своему прежнему военачальнику, которому до них и дела нет. И теперь, догадываются они или нет, они союзники Брута. Когда он вплотную подъехал к колонне, у него полностью созрел план дальнейших действий. Внутренний голос льстиво твердил, что чем дальше он от Юлия, тем быстрее и вернее находит решения.

Услышав тревожный сигнал горна, Сенека ударился в панику. Он ждал увидеть конницу Цезаря, которая явилась покарать изменников; в груди глухо стучало. Облегчение, испытанное Сенекой при виде одного-единственного всадника, было сродни исступленному восторгу, и он чуть не улыбнулся своему испугу. Разговоры Агенобарба о присяге, данной Цезарю, не прошли даром, и Сенека понимал, что солдаты тоже испытывают что-то вроде угрызений совести.

Всадник, не глядя по сторонам, подъехал к голове остановившейся колонны, и Сенека подозрительно прищурился. Он узнал серебряные доспехи одного из полководцев Цезаря, и следом в его душу немедля закрался страх, что их окружают. От того, кто однажды перехитрил их как глупых детей, заставил ходить по кругу, можно ожидать чего угодно.

Такая мысль пришла в голову не только ему. Многие солдаты взволнованно вытянули шеи, пытаясь увидеть, не клубится ли где-нибудь пыль. В эту жаркую летнюю пору земля была сухой, и даже несколько всадников не смогли бы приблизиться незаметно. Пыль не поднималась, но, помня урок, полученный у стен Корфиния, солдаты оставались начеку.

— Агенобарб! Ты где? — закричал Брут, осадив коня. Темные глаза лишь скользнули по лицу Сенеки, и взгляд их устремился дальше.

Сенека покраснел и кашлянул. Он видел этого офицера, когда присутствовал на переговорах о сдаче. Тот почти все время насмешливо улыбался, но, похоже, повидал в жизни столько сражений и крови, сколько Сенеке и не снилось. Сейчас полководец, возвышающийся в седле испанского жеребца, казался очень грозным, и у юноши от страха пересохло во рту.

— Агенобарб! Покажись! — кричал Брут, теряя терпение.

— Агенобарба здесь нет, — произнес Сенека.

Услыхав, полководец повернулся к говорящему и ловким движением развернул коня. Под его взглядом Сенеку оставили последние остатки уверенности. Брут внимательно изучал юношу и, кажется, оценил невысоко. Молодой офицер окончательно утратил инициативу.

— Я тебя не припоминаю, — обратился к нему Брут так, что услышали окружающие. — Кто ты?

— Ливиний Сенека. Я не…

— Твое звание дает тебе право командовать двумя когортами?

Сенека молчал. Некоторые солдаты, заметил он краем глаза, повернули головы в ожидании его ответа. Юноша снова невольно порозовел.

— Я подчиняюсь Помпею, — начал он. — А сейчас…

— А сейчас, если Цезарь уже знает, что вы ушли, его легионы отстают от вас всего на несколько часов, — оборвал Брут Сенеку. — По праву римского военачальника я принимаю командование этими солдатами. Куда вы направлялись?

Сенека не выдержал.

— Ты не имеешь права здесь распоряжаться! — выкрикнул он. — Мы выполняем свой долг и не пойдем в Рим. Возвращайся в город. У меня нет времени пререкаться с тобой.

Брут удивленно поднял брови и слегка подался вперед, чтобы лучше рассмотреть собеседника.

— Я не собираюсь в Рим, — спокойно заявил он. — Я поведу вас в Грецию — сражаться за Помпея.

— Ты больше не проведешь меня, военачальник. Я видел тебя в шатре у Цезаря. Ты хочешь сказать, что за один день вдруг превратился в предателя? Я не верю.

Тут, к ужасу Сенеки, сверкающий серебром полководец неожиданно перекинул ногу через седло и легко соскочил на землю. Он сделал три шага и оказался рядом с Сенекой — тот даже почувствовал, как нагрелись на солнце серебряные доспехи, — и глаза его были ужасны.

— Ты назвал меня лжецом и предателем и надеешься остаться в живых, Сенека? У меня нет хозяина, я служу Риму. Мой меч пронзил больше людей, чем я вижу здесь, а ты смеешь мне говорить подобные слова?

Его рука выразительно поглаживала рукоять меча, и Сенека поумерил пыл и немного отступил.

— Я сообщил тебе, куда направляюсь, — сурово продолжал Брут. — Я сообщил тебе, что иду к Помпею. Не задавай мне больше вопросов, мальчишка! Поберегись.