Вот, оказывается, что так сильно тревожило Земцова, не давало ему покоя с того самого момента, как он впервые очнулся на госпитальной койке.

Психология ли, философия жизни или зависимость испепеленного войной рассудка, ощущающего собственную полноценность лишь по совокупности определенных факторов окружающей обстановки, но Андрей, не углубляясь в анализ, понимал, что ожил, встрепенулся, будто вынырнул из гибельного омута навстречу свету и глотку воздуха.

Предметы.

Он уже успел позабыть бывший когда-то привычным жест, но тихий шелест мотора подачи живо напомнил полустертые в памяти ощущения тех лет, когда он еще понятия не имел, что станет пилотом серв-машины.

Пять лет он воевал в составе эскадрильи «Гепардов».

Шелест подъемника завершился сухим щелчком фиксаторов. На поддоне небольшого устройства, поднявшегося справа от широкого, усеянного кнопками подлокотника, черной глянцевитой змеей притаился, свернувшись в кольцо, шунт нейросенсорного контакта.

Данная технология уже десять лет назад ушла в прошлое, уступив место системам беспроводного удаленного доступа, но сейчас выбирать не приходилось — ядро кибернетической сети «Гепарда» повреждено, и эффективно управлять машиной можно лишь через шунт.

Тихо клацнув, сомкнулся разъем.

Изгиб оптического кабеля над правым плечом, легкое покалывание в височной области, и рассудок внезапно раскрылся, словно губка, впитывая новые ощущения.

Полный, стопроцентный контакт.

Он ощущал каждый механизм, каждый сенсор «Гепарда» как продолжение собственного тела.

Колганов был тысячу раз прав — управлять штурмовиком без подспорья главной кибернетической системы и блоков автоматического пилотирования могли лишь единицы из десятков тысяч пилотов.

Собственно, сейчас на подобное действие были способны лишь те, кто постигал губительную для рассудка глубину полного нейросенсорного контакта не по доброй воле, а под жесточайшим прессингом обстоятельств, казавшихся в начале войны намного горше, значимее, острее, чем прямой контакт нервных тканей с исполнительными узлами машин.

Они бросали навстречу земным крейсерам не столько свои жизни, сколько души…

Ритмика жестоких воспоминаний, вплетаясь в процедуру предстартовой проверки, не вредила последней, наоборот, реальность все более отдалялась, разум входил в состояние, которое трудно определить с помощью слов…

Заправочные фермы отошли.

Планетарное топливо перекачано.

Начало процесса шлюзования. Замки электромагнитной катапульты закрыты. Стартовый коридор свободен.

— Я готов, — произнес Андрей в коммуникатор.

Он не знал, кто сейчас наблюдает за стартом, наверняка Колганов, ожидающий увидеть что-то сверхъестественное.

Эдуард ошибался.

Никакой мистики. Никаких особых маневров.

— Стартовые секторы свободны, — ответил коммуникатор незнакомым голосом. Накачка электромагнитов катапульты завершена. Отстрел через десять секунд… девять… восемь…

Он оставался спокоен.

Сенсоры штурмовика передавали в рассудок неимоверное количество данных, где отражалось все, начиная от статуса внутренних систем и заканчивая вводными данными для выхода в точку включения гипердрайва.

Ноль…

Разгон штурмовика по стартовому каналу электромагнитной катапульты сопровождался резкой перегрузкой, от которой пришел в движение сложный механизм ложемента, а Андрей ощутил легкую дурноту, так всегда бывает вначале, когда рассудок еще не окончательно слился с датчиками, а мозг все еще цепляется за ненужные теперь реалии мира физического…

Тело может сколько угодно изнывать под гнетом перегрузок либо ощущать тошнотворную легкость невесомости, но рассудок должен работать четко, не отвлекаясь на ощущения тела, ибо теперь его телом стал «Гепард», а все остальное — лишь частности, прерогатива систем жизнеобеспечения и боевого метаболического контроля.

Нужно стать машиной, полностью изменить восприятие, утонуть в потоках оцифрованной информации, раствориться в окружившей корабль бездне космического пространства, воспринимая каждый удар молекул космической пыли по потемневшей, усталой от множества вылетов броне, только тогда, подумав о движении, разум мгновенно и безошибочно сформирует верную команду для исполнительных подсистем.

Он — разум, заключенный в оболочку из титана и керамлита.

Вакуум-створы космоверфи, а вместе с ней и весь комплекс орбитальной станции начали резко удаляться, проваливаться назад, они уже не воспринималась визуально, а ощущались как некая масса, оставшаяся за кормой.

Бездна, у которой нет ни начала, ни конца, где отсутствуют понятия «верх» и «низ», уже приняла корабль, который с равномерным ускорением шел к точке, где Андрей мог безопасно задействовать гиперпривод.

Отключенный сразу после старта коммуникатор молчал, не нарушая делового течения мыслей.

Андрей все же не удержался, частью своего восприятия потянувшись к ущербному серпу планеты — его так и не обретенной вновь родины, которую он покидал, не зная, вернется ли когда-нибудь назад…

На фоне нежно-голубого сияния атмосферы, испятнанной разводами облаков, разворачивалось звено «Фантомов» — они, без сомнения, зафиксировали несанкционированный старт, но Колганов не подвел: как он и обещал, сектор в оси курса был чист, а истребителям планетарных сил самообороны еще нужно разобраться, что к чему, снестись с планетой, получить разрешение на атаку упрямо молчащего нарушителя околопланетного пространства.

«Не успеют», — спокойно отметил Андрей, начиная мысленный отсчет секунд, оставшихся до включения гиперпривода.

Еще немного, и в пространстве взвихрилась чернота, чуть более глубокая, насыщенная цветом, чем сам космос, — это «Гепард» ушел в прыжок по известным только его пилоту координатам, чтобы «всплыть» из гиперсферы в районе низких орбит безымянной, находящейся на послевоенном карантине планеты, где несколько месяцев назад Андрей принял последний бой…

Он возвращался.

Он простил Натали и ощущал лишь нарастающее беспокойство за ее судьбу.

Среди усилившейся метели трудно заметить невооруженным глазом, как двигаются покрытые фототропной броней механизмы.

Мертвый на вид город не спал.

Тепловые контуры машин все явственнее проступали на фоне холодного, выстывшего бетона, по которому секла непрекращающаяся поземка.

Первая по-настоящему морозная ночь придала дополнительные возможности сканирующим системам боевых сервомеханизмов, и они, подчиняясь логике своих программ, вдруг, не сговариваясь, начали проявлять активность, сближаясь с теми целями, что оказались неподалеку.

На самом деле в движение пришло порядка девяноста процентов кибермеханизмов, до сих пор скрывавшихся среди руин. Просто некому было бросить взгляд со стороны, оценивая массовую подвижку боевой техники.