Виктория примчалась на своем красном «Лексусе» в половине второго. Суперрезультат — Анна не ждала ее раньше четырех. Вылезание из постели, ванна, макияж, выбор одежды…

— Ты еще и в магазин успела заехать? — ахнула Анна, помогая сестре вытаскивать из багажника тяжелые пакеты с едой и питьем. — Куда столько?

— Дома по сусекам пошарила, — сусеки у Виктории были знатные. — А столько, потому что я собираюсь остаться у тебя на ночь. Утром вместе тронемся в Москву. Ты — на работу, я — досыпать недоспанное.

— Везуха тебе, — опрометчиво позавидовала Анна и сразу же спохватилась.

Но — поздно. Пробка была вынута, и джинн справедливого негодования вырвался на свободу. Вырвался и, как и положено, немедленно разбушевался.

— Завидовать мне?!! — Если бы трава была сухой, то Виктория швырнула бы пакеты на землю, чтобы всласть пожестикулировать, а так всего лишь передернула плечами. — Мне?!! Несчастной женщине, над которой издевается садист и тиран?!!

Кто над кем издевается — это еще надо было посмотреть. Два года назад, когда семейная жизнь еще казалась медом, муж Виктории перевел на ее имя изрядно недвижимости. «Небольшой особнячок на Дмитровке» (особнячок действительно слегка уступал в размерах дворцу князей Белосельских-Белозерских на Невском проспекте), квартира в Болье-сюр-Мер на Лазурном берегу, квартира в Раменках, «дачный» дом в Завидово. Бизнес переживал не самые лучшие времена, вот Гарусинский и «подстраховался от полного разорения». Ага, «подстраховался», дал Виктории основания чувствовать себя финансово независимой…

Они уже сидели в креслах у камина в уютной гостиной, обитой не вагонкой, как обычно, а широкими досками, но джинн все не желал или просто не мог угомониться.

— Я ему так и говорю — Гарусинский, ты недоолигарх, недомерок, недоумок, недомужик, недочеловек! Ты сплошное «недо», Гарусинский, и никакой банковский счет не в силах это компенсировать! Абсолютное ничтожество! Ты бы видела его в постели!

— А может, не надо? — традиционно усомнилась Анна.

— Лучше не видеть, чтобы не расстраиваться! — столь же традиционно ответила Виктория. — И этому человеку я посвятила стихи!

— Ты?! — изумилась Анна. — Стихи? Свои?

— Нет — Пушкина! — огрызнулась Виктория. — Конечно же, свои.

— Ты пишешь стихи! — восхитилась Анна. — И давно? Почему я об этом ничего не знаю?

— Это был первый опыт, — призналась кузина. — Под настроение. Но получилось неплохо, Гарусинский слушал, раскрыв рот. Вот, послушай сама.

Виктория проворно вскочила на ноги, изогнулась вопросительным знаком, левой рукой уперлась в бок, правой манерно прикрыла глаза и томным голосом, которому позавидовал бы любой умирающий лебедь, продекламировала:

Конец никогда не начало,

Как бы я ни кончала,

И как бы я ни кричала,

Конец всегда связан с печалью.

Надежды уже не чаю,

На письма не отвечаю,

Начало моей печали

Там же, где и твоей…

Закончив декламацию, она замерла в той же манерной позе, наверное, в ожидании аплодисментов, но так их и не дождалась.

— Вика, ты не Пушкин, — констатировала Анна, когда сестра снова уселась в кресло. — И не Лермонтов.

— И не Лев Толстой! — фыркнула Виктория, слегка обидевшись. — Я всего лишь Виктория Вениаминовна Гарусинская, жена недоолигарха и домашнего тирана. Нет — не жена, а невинная жертва! Женщина, о которую вытирают ноги…

— Так уж и ноги? — не поверила Анна.

— Ноги! — глаза Виктории увлажнились, но слезы из них так и не закапали, потому что плакать хорошо, когда знаешь, что тебя начнут утешать, а утешительница из Анны всегда была никудышная. — Со мной не считаются! Я — никто и зовут меня никак! Представляешь, Гарусинский умотал куда-то на неделю с очередной своей профурой, а мне даже не соизволил позвонить! Я ждала его каждый день, как полная дура ночевала дома, одна, а его не было целую неделю! А потом явился с букетом вонючих орхидей! «Ах, извини, дорогая, срочно пришлось вылететь в Харьков, бизнес, а мобильный в офисе забыл, ну ты же понимаешь, кручусь как белка в колесе…» Так заработался, сукин сын, что ниоткуда позвонить не мог! Сказал бы, что уезжает на неделю, так я бы не ловила ворон, а составила культурную программу. Знаешь, меня один кла-а-асный мальчик приглашал в Амстердам. Там так здо-о-орово… Все так хва-а-алят, — Виктория восхищенно покачала головой. — И мальчик славный, тако-о-ое солнышко, самый крутой стилист в «Плезант эстетик». Ах, если бы я только знала, что мой мучитель свалил на неделю! А он нарочно, нарочно не предупредил! Я ему говорю — Гарусинский ты ничтожество с потными ладошками и маленькой пиписькой! Ты, говорю, хоть сознаешь, что недостоин не только обладать такой женщиной, как я, но даже смотреть на меня. А он рассмеялся, представляешь?

— Мог бы и обидеться.

— Гарусинский?! На меня?! Обидеться?! Да мне стоит только пошевелить пальцем, и он будет ползать у моих ног и умолять, чтобы…

— А что у тебя здесь? — Анна указала пальцем на левую скулу кузины, где через слой тонального крема проступал кровоподтек.

— Синячок? — Виктория не стала смотреть в зеркало, а сразу догадалась, о чем идет речь. — Видно, да? А я уж мазала-замазывала… Это мы с Гарусинским играли в «И-го-го моя лошадка», и он немного увлекся. Заехал мне своей дубовой головой по лицу так, что аж искры из глаз посыпались. Нет бы что другое дубовым было. Я ему говорю — Гарусинский, ты что творишь, гад? Смерти моей хочешь? А он смеется и за хвост меня дергает…

— За хвост??? — Анне показалось, что она ослышалась или сестра оговорилась.

— Ань, ты что, никогда в «лошадку» не играла? — в свою очередь, удивилась Виктория. — И даже не слышала? Ну ты даешь, а еще врач…

«Ну я ведь не психиатр», — чуть было не вырвалось у Анны.

— Слушай, нельзя так себя обделять! Жизнь должна быть полноценной и разносторонней, в том числе и сексуальная жизнь! Чуть не забыла — у тебя ведь день рождения скоро. Теперь я знаю, что тебе подарить!

— Нет-нет-нет! — подкрепляя свой отказ, Анна затрясла головой и замахала руками. — Викусь, я просто спросила. Умоляю, не надо мне дарить какую-нибудь кожаную БДСМ-сбрую, с заклепками и шипами. Мне это невкусно. Лучше подари мне…

— Очередной набор для реставрации мебели, чтобы было чем занять долгие зимние вечера, да? — Виктория презрительно скривилась. — В наши годы вечера должны пролетать незаметно, в искрометном веселье, в упоении страстей! На старости лет успеешь натешиться со своей мебелью…

— А сейчас лучше в «лошадку» играть, так? — не без сарказма закончила фразу Анна.

— Можно не только в «лошадку»… — Виктория пожала плечами. — Игр великое множество, а если ни одна не нравится, то можно придумать свою. Была бы только охота, ну и с кем играть… Слушай, а давай ты устроишь небольшой прием, пригласишь пару хануриков посимпатичнее из своего института, а я приведу… да хоть и Марата из «Плезант эстетик»! Для любимой двоюродной сестры мне ничего не жалко! Съездишь с ним в Амстердам…