не посещал заведения, где прислуживали андроиды. Здравомыслящие граждане Москвы считали, что место андроида – не в ресторане, а там, где не способен действовать человек. В агрессивных средах. В космосе, в морских глубинах. Андроид, даже самый дешевый, не должен отбирать у человека рабочее место. Человечество создавало андроида двести лет – и создало отнюдь не для того, чтобы превратить в лакея.

Для стимуляции приятного чувства голода Савелий на четверть часа зашел в кислородную комнату, где было плюс двенадцать по Цельсию, и там основательно надышался и продрог (человек, пришедший с холода, ест охотнее). Пока мерз и дышал, обдумал меню. От жирного, разумеется, следует отказаться. Герц вздохнул. Недавно Варвара едко прошлась насчет его фигуры. Без жирного, конечно, обед не обед. Как без жирного, если вся жизнь вокруг напоминает мастерски сваренную тройную уху в тонкого фарфора тарелке? Перламутрово-золотистую? Или же, допустим, обжигающую густую солянку с плавающими в ней оливками и маленькой долькой лимона.

Но Варвару надо слушать и учитывать ее мнение. Савелий давно уже понял, что не найдет себе женщины лучше, чем Варвара. В сущности, и без Варвары известно, что жирная пища вредит организму мужчины XXII столетия.

Его проводили в отдельный кабинет, и он, освежившись бокалом байкальской воды, начал с нескольких кусочков копченой говядины со сладкой горчицей. Известный китайский фокус: сладкое в комбинации с острым вызывает большее слюноотделение, нежели просто острое. А за слюноотделением важно следить. Между слюноотделением и личным психологическим комфортом есть прямая связь, это проходят еще в пятом классе.

Продолжил, после небольшой, но необходимой паузы, креветочным суфле с соленым сухариком. Когда доел, за стеной, в соседнем кабинете, вдруг раздался дамский хохот, отчаянный, с повизгиваниями. Видимо, целая компания веселилась там и радовалась. Савелий решил, что именно сегодня не хочет глотать и жевать в уединении. Вызвал официанта и объявил, что намерен переместиться в общий зал. Серьезный малый ответил «разумеется» и метнулся исполнять. Почему «разумеется»? – подумал Савелий, останавливаясь перед своим новым местом и оглядываясь. Вокруг ели. Активно и красиво. Особенно хороша была незнакомка, сидящая по диагонали, обладательница дорогостоящего галлюцинаторного макияжа: вот она платиновая блондинка, погружающая клубнику в карамельный мусс, а вот она уже томная брюнетка, пригубляющая модный в этом сезоне коктейль «Ультрамарин». «Я правильно сделал, отказавшись от кабинета, – удовлетворенно решил Герц, – сидел там, как филин на пыльном чердаке. А здесь улыбки и благородные лица. Сигарами пахнет и духами».

Он опять вздохнул, представляя себе большую чашку янтарного говяжьего бульона с умеренно обжаренными пресными хлебцами, и приступил к малокалорийному овощному супу, – его полагалось есть остывшим, для раскрытия вкусового букета, с небольшим количеством диетической обезжиренной сметаны, но сама мысль об обезжиренной сметане показалась Савелию возмутительной, идущей вразрез не только с представлениями о персональном психологическом комфорте, но и с основными жизненными принципами современного человека. Презирать травоядных – и при этом питаться вареной спаржей и брюссельской капустой, которые суть та же самая трава. Тут можно заподозрить склонность к двойным стандартам, не так ли?

Он вспомнил, что настоящие, убежденные травоеды, называемые в народе «кончеными», отвечают почтенной публике верхних уровней точно таким же презрением и в отместку называют обычных людей «людоедами». И тут же перестал думать на эту тему, чтобы не утратить остатки аппетита.

Выбранное после некоторых колебаний в качестве основного блюда утиное крыло с белой фасолью под густым томатным соусом показалось ему приготовленным без уважения к продукту и потребителю, но все же это не было поводом расстраиваться. Через окна часто прорывались целые потоки солнечного света, полукресло с поясничной поддержкой позволяло принимать самые удобные позы – то выпрямить спину, дабы очередной кусок миновал пищевод, то откинуться для удовлетворенного выдоха, – сидящая по диагонали мадам заказала третий коктейль и уже порывалась подпереть щечку кулачком, чуть поодаль богемного вида компания в восемь рук разрушала огромного лобстера, от стен мягко накатывала музыка, возможно, специальная, возбуждающая слюноотделение… Савелий ощутил себя духовно и физически удовлетворенным и закончил трапезу хорошим куском камамбера.

Доктор Смирнов жил в Бирюлево, в старой скромной башне «Замятин», на сорок первом этаже. Савелий никогда не любил границу тридцатых и сороковых уровней и сейчас, выбравшись из лифта, понял, что сегодня его антипатия станет еще сильнее.

В обширном мрачноватом холле было чисто, но порядок явно наводили без особого рвения. В высохшей чаше фонтана валялись окурки, два или три еще дымились. Пахло кислым. Полицейские объективы были залеплены жвачкой. Видеопанель, закрытая прозрачным антивандальным кожухом, мерцала бездарно сделанной социальной рекламой.

«Хочешь настоящей жизни – иди работать в пожарную охрану». «Будь человеком, не ешь зеленое». «Лунная лотерея – твой шанс подняться к солнцу». И наконец, повсеместное: «Ты никому ничего не должен!»

Именно тут, на сорок первом, все почему-то особенно хорошо понимали, что никому ничего не должны.

Здесь обитала самая бестолковая публика. Поднявшиеся с двадцатых мелкие хитрованы. Богемные балбесы. Обыватели с амбициями. Здесь во множестве обретались одиночки: бессемейные мужчины, доступные женщины, брошенные детьми старики. Иные квартиры, наоборот, превратились в стихийные общежития и сквоты, облюбованные неблагополучной молодежью. Здесь орудовали педофилы, здесь скрывались от алиментов, здесь безумные изобретатели строили вечные двигатели. На тридцать девятом, сороковом и сорок первом можно было встретить и травоеда в обносках, и приличного дядю – например, прогоревшего бизнесмена, продавшего апартаменты на семьдесят пятом, чтоб избежать ареста за неуплату налогов. Здесь всем было на все наплевать, здесь жили временно. Неудачники, чья жизнь катилась вниз, задерживались на год или два, перед тем как окончательно утонуть в болоте двадцатых – тридцатых уровней, а выходцы из низов переводили дух, чтобы продолжить восхождение на приличные шестидесятые.

Иные квартиры пустовали. Повинуясь профессиональному инстинкту, Савелий пнул носком туфли одну из дверей. Заглянул. Комнаты пусты, гуляет сквозняк, у входа возле стены – брошенная хозяевами очень старая голографическая копия щуплого бородатого мужчины с горящим взглядом – то ли Владимира Ленина, то ли Чарли Мэнсона; как известно, в старости оба были неотличимы друг от друга.

Герц нашел нужный коридор. На повороте столкнулся с пожилым человеком, по виду – армейским вербовщиком, обладателем особенного выражения лица, в равных пропорциях сочетающего брезгливость и отеческую любовь.

Вербовщик безошибочно угадал в Савелии чужака и подмигнул:

– Тухлое местечко.

Журналист вежливо кивнул, едва не наступил на мятую пивную жестянку и увидел наконец дверь с нужным номером.

Вопреки опасениям доктор Смирнов оказался хорошо одетым мужчиной, пожилым, но явно сохранившим крепость в плечах и руках. Его спокойное и значительное лицо Савелий тут же легко представил себе на обложке