Интригующим выступает шёпот свиты Бога Войны, и вот сам он ступает в залу из соседствующей. Уверенная поступь говорит о наличии конкретной цели, а ещё сулит определённые беды. Мальчишка – это не тот величественный и важный войн, должный нести своё имя и войско против недоброжелателей – замирает у Бога Удовольствий и, склоняясь к лицу, о чём-то шепчет. Луна находит занятие в стороне: ковшом зачерпывает настойку и следом пропускает порцию-вторую. Бог Удовольствий ретируется к напарнице и о чём-то просит. Я прокрадываюсь и – меж окружающей её свиты – слышу обрывки разговора:

– Думай, что предлагаешь, – рычит женщина.

Обиженно, но не показательно.

– Дело не в деньгах, – утверждает Бог Удовольствий.

– Ещё бы в них! – восклицает Луна. – За деньги у тебя полон Монастырь.

– Выгоды в том предостаточно. В первую очередь, ты заручишься хорошим влиянием. Если и вершить историю – то с шумом; Бог Войны может сыграть нам на руку.

– Вот ты с ним и поработай рукой.

Бог Удовольствий велит бросаться подобной чертовщиной тише, а лучше не бросаться вовсе; поражаюсь и забавляюсь этим чуждым (независимо от века) речам.

– Ты решил продать меня ещё раз?

Разговаривающие препираются друг с другом недовольными взглядами.

– Бог одарил тебя вниманием.

– И он не единственный, кто это сделал.

Хозяин Монастыря доказывает, что оказанная честь сулит приятное сотрудничество. А еще молодой, однако влиятельный, Бог не терпит отказов.

– Я тоже, – злостно щерится Луна.

– Прошу, послушай…

Отрицание перебивает отрицание, а один удручающий и гневный взгляд сменяет другой. Бог Удовольствий осыпает юную богиню радостями момента и перспективами грядущего, заверяет в безопасности и нормальности, а она непокорно жмёт плечами и посылает всех людей на свете к праотцам.

– Подумай о его предложении, – кидает напоследок мужчина.

Луна проглатывает негодование и обиду, неприятие окружающих её лиц и мира в целом и потому осушает следующий бокал. Я желаю ступить к женщине и завлечь её беседой, но стервятники, пережёвывающие устами-сплетнями последнюю падаль, облепляют юную богиню и обнимают бесконечными расспросами. Луна держится холодно и отстранённо, а затем становится и вовсе кисло-ехидной.

Бог Удовольствий пытается сдержать подступающего Бога Войны, лицо которого принимает скверный вид залежалого финика, по-дружески хлопает его по плечам и смеётся во всю мощь. Но Бог Войны оказывается глух к чьим-либо речам, ибо один-единственный отказ рушит его воображаемую пирамиду незыблемой власти и вседозволенности. Бог Войны – без приветствий – врывается в пространство Луны.

– Должно быть, ваш друг неправильно донёс до вас мои слова, – протягивает краснолицый и злой.

Луна не позволяет ему высказаться и, перебивая, швыряет:

– Независимо от того, какими словами мой друг донёс до меня ваше предложение, ответ неизменен, а последующие попытки уговора будут восприняты как неуважение и насилие.

Женщина устало отворачивается и наполняет бокал, после чего, вкусив напиток, возвращает взор на стоящего подле. Бурлящая кровь готова просочиться через побагровевшие уши. Боги, не знавшие слова «нет» (как и люди обыкновенные; то есть попросту люди обыкновенные) тяжело принимают отказы и вообще что-либо отличающееся от привычного им.

– Должно быть, – продолжает Бог Войны, – вы сами неправильно поняли мои слова.

Некто из приближённых – до того шепчущихся – затихает и слушает разговор. Бог Удовольствий, находясь за плечом злого мальчишки, бросает на Луну суровый взгляд и жестом просит остановиться.

– Должно быть, должно быть…вот же заладил! – в сторону отбрасывает богиня. – В вас нет уважения к дому Солнца, не так ли? – брызжет она вопреки терзающей толпе и постулатам современности. – Вы не знакомы с моим супругом или отрицаете его влияние и сопутствующие любому зрелому уму чувства самодостаточности, эгоизма и моногамности? Мой мужчина не одобряет даже вашего взгляда.

Богу Войны не находится, что ответить, а потому Луна – остановись, безумная! – вторит:

– Ужасны в мужчине напыщенная горделивость и слова без действий, но еще ужаснее – неспособность принять поражение.

– Кажется, говорим мы о разных вещах, – незамедлительно врывается в беседу Бог Удовольствий, спасая каждую из соперничающих сторон; одна его рука падает на плечо Бога Войны (и тут же оказывается сброшена далее), а другая с тяжестью сжимает женский локоток.

– Я убью тебя, Луна, – по губам прочитывает женщина и аналогично – фыркнув – отстраняется от излишнего жеста.

– Не наблюдаю вашего супруга, – отзывается Бог Войны, должный принять её неприятие и отступить.

– Он столько времени терпел ваши выходки, что ныне поручил эти заботы мне.

– Не позорь дом Солнца! – швыряет Бог Удовольствий, уводя женщину поодаль; они встают совсем близко ко мне: вот только вновь я тенью мешаюсь за плотной драпировкой штор и вкушаю забродившие плоды.

И женщина быстро высказывается, что не может поверить: как легко и просто они говорят о таких вещах, как люди – забродившие плоды – пьяны сами собой и не различают здравие от слабоумия.

– Не могу поверить! – повторно восклицает Луна.

– Твой упомянутый муж недалеко от нас ушёл, – отвечает Бог Удовольствий. – И всё же: не позорь! Не разрывай его наработанные связи и – пущай не самые качественные – отношения. Всё это тебе пригодится.

– Иногда мне кажется единственное, что может пригодиться в вашей компании – верёвка и стул.

– Не воображай.

Бог Удовольствий отступает и, благодаря приобретённым ораторским качествам и развитой способностью разряжать любые споры, о чём-то вещает задействованным в разговоре людям. По правде, он обыгрывает ситуацию злобными комментариями и забавляется общим чертам. Богоподобные успокаиваются и оседают, однако некоторые из них – большинство – в душах своих хоронят залежи гнева и недовольства; теперь они по праву точат зуб на юную Богиню.

– И что это было? – в шёпоте допытывает Бог Удовольствий и плечом прижимается к одиноко стоящей у столика Луне.

Сама же Луна ругается на старом наречии – откровенно (так как все языку внимают), но негромко: эти закоренелые безумцы и моральные уродцы кипятят в ней кровь и студят жилы.

Бог Удовольствий просит спокойствия и отнимает у женских рук очередной бокал.

– В тебе говорят градусы.

– В тебе тоже. И однажды таков глас оказался вердиктом.

– Не сейчас, Луна…

Бог Удовольствий, в очередной раз перепрыгивая с темы, просит назвать самую привлекательную девушку на вечере. Очаровательный женский взгляд пронизывает его льдом, а мужской голос напевает:

– Вот из тех.

И кивок приходится на стол по другую сторону залы; через паркет и завесы людей.

– Рыжая.

– Давай без рыжих. После Сибирии я болезненно принимаю этот цвет.

– Блондинку, значит, тоже не предлагать? – злостно зудит женщина. – Правее.

– Она из Монастыря. Я продал её в жёны несколько лет назад, а принцип «не прикасаться к монастырскому» свят до сей поры.