умоляет ЛенкаВсевышняго.

Но только красныегвоздики

устилают восковое«неанечкино» лицо.

* * *

А ночью Ленке приснилсясон:

Анечка сидит напеске.

Он совсем не белыйи не теплый,

какой-то желтовато-грязный,

но речной.

Такого на стройкахцелые КамАЗы!

Анечка перебираеткамешки:

персиковый, цветаморской волны,

черный – откидываетв сторону!

Она в глубокойзадумчивости,

выбившиеся из прическилоконы

развеваются на ветру.

Стоп-кадр: Анечкаулыбается

ослепившему еесолнцу,

на шее поблескиваетстальное сердечко

на бархатном колье– «ошейничке»…

* * *

Мне позвонил твойотец.

Обыденно молчаливыйи угрюмый,

сейчас он говорил

беспокойно и быстро.

Он сетовал на то,

что ты пропала издома

и пропускаешь работу.

Поспешив откланяться,

я пообещал, что помогув поисках.

Я нашел тебя здесь,

в обшарпанной старойквартире

в компанииподружки-собутыльницы.

Ты сидишь

в сером вытянутомджемпере сестры,

опрокидывая стопкуза стопкой.

Кашляешь-давишьсяогненной водой,

до слез обжигаягорло.

– О! Ты здесь? Какиелюди!

Ты чего приперся-то?

Чего вам всем нужноот меня?

Поезжай в Поднебеснуюк своей крале! —

злобно скалясь,

поприветствоваламеня Ленка.

– Под небом голубым

есть город золотой…—

затянула невпопад

срывающимся голосом

твоя подруга.

Потом, словноопомнившись,

она встает и говорит:

– Разбирайтесь сами,молодые люди!

Я пас! Я не участвуюв войне —

она участвует вомне!

Уходит, слегкапошатываясь.

Напоследок томнообдает меня

пьяным маслянистымвзглядом

черных, как греческиемаслины, глаз.

Я объясняю Ленке,

что приехал за нейпо просьбе отца.

– Но раз ты не едешьсо мной,

то я, пожалуй, пойду—

спокойно говорю я

и выхожу в прихожую.

Мне ничего не остается,

как шнуровать своиботинки.

Вдруг я слышу

толи приказ, толипросьбу:

«Иди ко мне!»,

жалобно прибавляя

«Ну пожалуйста»!

– Я, я, я – заикаетсяЛенка,

далее она выводит ввоздухе

знак сердца.

Я не понимаю,

что она хочет мнесказать,

но догадываюсь,

и прошу повторить.

Потом притягиваю еек себе

для поцелуя.

Наши губы выполняют

этот тайный,

но такой знакомыйобряд!

В дверях возникаеттвоя подруга,

и ты кричишь ей,

чтобы она не смотрелана нас!

Потом ты просишь

отвезти тебя вцерковь.

– О, Господи,

только не пьяной! –протестую я.

– Иисус не батюшкасвященник.

Он все поймет! –говоришь мне ты.

* * *

Мы выходим с Ленкой

из темного подъезда.

Яркое зимнее солнце

ослепляет нам глаза,

мы смеемся и жмуримся.

Я выуживаю из карманаочки

в роговой оправе

с зелеными стеклами.

– Какие у тебя очкичудные,

как у черепахиТортиллы! —

говоришь мне, улыбаясь,ты.

– Зато я не жмурюсь,как ты! —

отвечаю я,

как бы передразнивая.

– А ну дай мнепосмотреть! —

раззадорилась ты.

Снимаешь с меня очки

и примеряешь на себя.

– Ух ты, зеленыйснег,

изумрудное небо,

я не знала, это такздорово! —

удивляешься ты.

– А знаешь, чего яхочу?

Калейдоскоп! –говоришь ты

мечтательно,

запрокидывая головуназад.

– Калейдоскоп?! –переспрашиваю я.

– Я думаю и у тебябыл такой!

Оп – картинка! Оп –другая!

И никогда неповторяется!

Калейдоскоп любви

тоже меняет лица!Оп!

* * *

Все люди мечтают олюбви!

А когда приходит

это заветное чувство,

они пугаются

и прячутся в свойпанцирь,

подобно улиткам.

Они боятся ощутить

волшебные крылья

за своей спиной.

У них возникает

панический страх,

что их драгоценноесердце

будет принадлежать

еще кому-то кромених самих!

* * *

Я ехал домой с легкимсердцем,

потому что доставилтебя отцу

в целости и сохранности.

Как мне казалось,

я лишь на мгновениезакрыл

свои воспаленные

от недосыпа глаза.

Осознание происходящего

уходило от меня,

и я чуть было непрозевал

свою остановку!

На воздухе мороз

обжег меня ментолом,

и я окончательнопроснулся.

Дома было шаромпокати,

но в холодильнике