Одесса. Любимейшая, обожаемая Зинулей, мистическая, сказочная, единственный город в мире, где люди в самых тяжелейших жизненных ситуациях смеются над собой и обстоятельствами.

Она любила абсолютно все, связанное с этим городом, до восторженного внутреннего повизгивания! И Привоз, с его вечными вопросами:

– И що ви за это хотите?

– А що ви имеете за это дать?

И па-де-де словесное вокруг торга, пока продавец и покупатель не останутся «уполне» довольные друг другом.

И запах акаций, моря, арбузов, свежей и не очень рыбы.

– Та не морочьте мене голову… – слышится на улицах.

Далее любой текст для житейской ситуации. И призыв фотографа на одесском пляже:

– Остались без движения!

Другой мир, другое измерение, другое сознание – отдельная вселенная!

А еда! А застолье-гостеприимство!

А старые дворы-колодцы, где все друг друга знают с дореволюционных времен – и бабушек-дедушек, и кто чем живет, «хто» сегодня «борсч» на обед готовит. И не тихо беседуют с верхних этажей с тем, кто «унизу».

– Адочка, ты где идешь?

Что в переводе означает: «Куда?»

– У поликлинику.

– Ой-ой, – громко сетуют сверху. – Таки я тебе скажу, врачи тоже живут недолго, поэтому и лечат как умеют!

И жара, и солнце, и море, и их с Риткой полная свобода – ходи куда хочешь, делай что хочешь, но до десяти часов вечера. Это когда они уже постарше стали.

В пятнадцатилетние их каникулы приехали экспромтом обе мамы, всего на недельку. Отдохнуть от дождливой Москвы, замучившей работы и быта, побыть немного с девчонками, позагорать, отвлечься.

И Светлана Николаевна испереживалась и поделилась с Софьей Львовной тревогой во время праздничного застолья, в честь их приезда молниеносно организованного, на котором отсутствовали только девчонки, болтающиеся где-то по Одессе.

– Что-то я, Соня, переживаю! Не слишком ли много мы им свободы позволяем? Вот ведь таскаются целый день неизвестно где! Мало ли кто пристанет, обидит!

– Та ты що за такое себе нерви мучаешь? – активно успокаивала тетя Соня, которая переходила на родной «язык», как только ее нога ступала на одесскую землю. – Зиночка же с Ритой! Вот как к ним кто пристанет от пацанов до бандюков и милиции, тот пусть сам и отбивается, как может! А лучше бежит!

Светлана Николаевна посмотрела на подругу, осмыслив услышанное, и расхохоталась – действительно, пусть сами и отбиваются или ноги уносят!

И я вам таки скажу пару слов за эти обстоятельства, они таки правда!

К Рите с Зинулей лучше было не подъезжать нахрапом – себе дороже! Лучше совсем не подъезжать, но если нежно и ласково, то имелся реальный шанс удалиться, не сильно пострадав, если повезет. Ну а нахрапом – извините!

Самый тяжелый случай со знакомством произошел именно тем летом, в их пятнадцать лет, остальные «приставания» молодых людей в тот сезон имели гораздо меньшую трагедийность на его фоне.

Сидели они себе на лавочке в сквере, недалеко от моря, ели мороженое, болтали беззаботно о пустяках. Мирную беседу прервал подваливший к ним парень.

– Девчонки, давайте знакомиться! – жизнеутверждающе бодро предложил он. – Возьмем шампусик, на пляж пойдем поплаваем, поболтаем? Нам с друганом как раз таких симпатичных девчонок для отдыха не хватает!

– А где ваш друг? – осторожно поинтересовалась Зинуля, чтобы владеть полной информацией в преддверии, так сказать, надвигающихся событий.

А что события будут иметь место, она не сомневалась.

– Да вон, в очереди за пивом стоит! – И он махнул в сторону рукой.

Зиночка проследила за направлением руки, оценила очередь у бочки с пивом, стоявшего в самом конце очереди парня, помахавшего другу рукой в ответ, дескать: счас буду, ждите!

– Мы вас оттуда заметили, уж очень вы симпатичные! – объяснил претендент в кавалеры. – Так что, девчонки, шампанское? – настаивал и подчеркивал свою материальную состоятельность на курорте молодой человек. Он явно относился к отряду отдыхающих неодесситов и был старше их года на три. Может, друзья перед армией отрываются или отмечают таким образом поступление в институт. Да и бог бы с обстоятельствами их курортствования.

Далее действо развивалось стремительно, под девизом: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!» Парень, видно, данный девиз не знал и продолжил настойчиво навязывать свое общество девушкам.

– Да ладно вам, девчонки! Все равно скучаете, а мы парни веселые, с нами не соскучишься! Меня Сашей зовут! – представился он и протянул руку для знакомства Ритке, сидевшей ближе к нему.

– Рита, – представилась воспитанная скромная барышня и протянула ладошку для взаимного рукопожатия.

Наверное, Одессу завалило бы снегом, если б Ритуля, как все нормальные люди, сделала простенькое движение ручкой – раз, прямо и целенаправленно – просто!

Ага, тот случай!

Предлагая ладонь, она проделала этот жест плавно, по дуге, задействовав в движении тело, отчего вторая рука, принявшая участие в жестикуляции, дернулась, из вафельного стаканчика вывалилось содержимое – наполовину растаявшее мороженое.

– Ой! – пролепетала Ритка.

Парень инстинктивно скакнул назад, уклоняясь от месива, летящего прямой наводкой ему на ноги. Правой ногой, обутой в пляжный шлепанец, прямехонько наступил на тихо-мирно лежавшую до сей поры, брошенную кем-то пустую стеклянную бутылку из-под лимонада. Бутылка заскрежетала по асфальту и поехала под тяжестью его тела. Хлопец был явно не циркач и, не удержав равновесия, начал заваливаться назад.

– Ой! – повторила любимое Ритка.

Пулькой подскочила, ухватила его за руку и дернула вперед.

Помогла, значица!

Потерянное окончательно равновесие махнуло на парня рукой от безнадеги, и он, как-то странно изогнувшись, полетел по направлению рывка, то есть вперед. Ритка сообразила, что он заваливается на нее, и оперативно отскочила в сторону. Не встретив препятствий на пути полета, парень со всего маху рухнул вперед. И о-о-очень неудачно: рука, «встретившись» со скамейкой, издала неприятный хрумкнувший звук, унисоном поддержанный другим звуком снизу от соприкосновения колена с асфальтом.

– А-а-а! – взвыл от боли парень по имени Саша.

– Ой! – в третий раз пожурилась Ритуля.

И, сердобольная, кинулась помогать пострадавшему подняться. Поддерживаемый Риткой за здоровую пока еще руку, Саша стал подниматься с колен, издавая страдальческие звуки. Рука, скорее всего, была сломана, висела плетью, и он не мог ею пошевелить. Колену тоже досталось; с трудом выпрямившись, Саша попробовал встать на пострадавшую ногу, для проверки степени ушибленности колена, экспериментальным, так сказать, путем.