Силили не задавала вопросов, она просто страдала оттого, что не знала правды. Слушая ее, Сара поняла, что и она сама страдает от невозможности поделиться своей тайной. И тогда так тихо, что Силили пришлось посадить ее себе на колени, Сара рассказала об Авраме, о его красоте, о его доброте, о его смуглой тонкой коже, о его запахе. И о его обещании не забывать ее лица.

Когда она замолчала, прижатая к ней щека Силили была мокрой от слез.

Мар.Тю! Мар.Тю! Мар.Тю! Не переставала повторять Сил ил и, качая головой.

Потом они сидели молча, пока Силили не прижала Сару к своей груди так сильно, словно хотела скрыть ее от всех.

— Забудь его, забудь его, иначе он натворит такое горе, какого ты даже не можешь себе представить! Забудь его, моя Сара, как если бы он был демоном!

Тут они обе сообразили, что Силили нарушила запрет, произнеся ее имя, и обе засмеялись сквозь слезы.

В порыве чувств Силили повторила:

— Моя Сара! Твой отец обещал, что убьет меня скорпионами, если я не подчинюсь ему. Но я люблю тебя! И я нужна тебе, чтобы ты забыла этого мар.Тю. Обещай, что мы больше не будем говорить о нем.

* * *

Однажды утром, когда Властительница Луны, полная и круглая, еще виднелась в предрассветном небе, кровь опять потекла между ног Сары. Во второй раз она вошла в красную комнату. Там ее ждала Эжиме, внимательно следившая за тем, чтобы все тетки и служанки точно соблюдали все приказания Ишби Сум-Узура. В течение семи дней никто не разделял с ней омовений, все соблюдали дистанцию, когда она помогала ткать, и обращались к ней только косвенным образом.

Кроме того, очевидно, желая дать ей понять, какое наказание ожидает строптивых женщин, то одна, то другая рассказывали о грустной судьбе женщин, не пожелавших покориться воле богов, отцов и мужей. О судьбе женщин, осквернивших супружеский долг и съевших траву бесплодия, чтобы не рожать детей, или, наоборот, рожавших детей, приняв между своими бедрами мужчин, которые не должны были даже касаться их плоти, чужеземцев, и даже демонов. Безумие этих женщин было безгранично, как ледяной обжигающий ветер, вырвавшийся из самого ада.

— Да, — проскрипела Эжиме, — если за женщинами не присматривать, то они становятся своими собственными врагами. Труднее всего в молодости, когда еще не умеешь отличать хорошие сны от дурных, от тех, которые заставляют биться наши сердца, и увлажняют наши вульвы, и уносят нас в логово Эрешкигаль так же точно, как солдаты эламиты насилуют и убивают. Велик Эа, который создал наших отцов и наших мужей, чтобы защитить нас от наших слабостей.

Сара слушала молча, ничем не проявляя своих мыслей.

Эжиме и остальные не знали, что в ту ночь, когда каждая из них спала в непроницаемой темноте красной комнаты, Сара лежала без сна. Нет, в ее мыслях, и в образах, которые вставали в темноте перед ее глазами, не было никакой иллюзии, в них была сила воспоминаний. Она мечтала о губах Аврама и о том, что у нее не хватило смелости прижаться к ним.

Она мечтала о поцелуе, который не дала и не получила. Они оба остались невинными. И если у ее отца были причины для гнева, то богов Сара ничем не оскорбила. Им не за что гневаться на нее. Она знала это.

Она ощущала это в самой потаенной глубине своего существа, принося жертвы Нинтю, Повитухе Мира.

Она ощущала это в потаенной глубине своей души, посылая молитвы Всемогущей Инанне.

Иногда она думала о том, что наказание богов должно быть не таким, как это воображали женщины в доме. А быть таким как, например, эта боль, которая терзала ее с каждым днем все сильнее, сожаление о том, что она так и не ощутила на своих губах нежность губ мар.Тю Аврама. Разве эта тихая, почти блаженная боль, ее тайна, не была ее наказанием?

И когда она наконец вышла из красной комнаты, она продолжала меланхолично бродить по дому, выходила в сад, такая скромная, такая покорная, все поверили, что дочь Ишби Сум-Узура встала на путь раскаяния.

Прошло еще несколько недель. Два раза ходила Сара в красную комнату. Эжиме становилась все менее отчужденной, а ее молодые тетки, хоть и избегали смотреть ей в глаза, не колеблясь, болтали с ней, как прежде, и даже хвалили ее за работу, потому что она научилась очень ловко прочесывать и ткать шерсть.

Силили с нескрываемой радостью наблюдала за этими переменами. Сара же беспрекословно подчинялась ей. С того памятного вечера, они никогда не заговаривали о мар.Тю. Прошло несколько месяцев терпения, и однажды, когда зимние проливные дожди заставляли всех сидеть по своим комнатам, она вдруг сказала:

— Твой отец доволен тобой. Он наблюдает за тобой уже несколько дней. Я видела по его лицу, что гнев его прошел. Я уверена, что он скоро простит тебя.

Сара едва заметно кивнула головой и только позднее спросила ровным голосом:

— Ты думаешь, мой отец собирается найти мне нового мужа?

В темноте дождливого дня улыбка Силили вспыхнула, как радуга:

— Здесь все думают только о твоем счастье!

* * *

В этот раз она подготовилась. Приготовила тогу, какие носят при посещении великих храмов, корзину с цветами для подношений, головной убор, в котором ее, без сомнения, примут за служанку. Она подумала обо всем. Повесила на шею маленький вязаный мешочек с медными и серебряными кольцами на три сикля, которые могут понадобиться для того, чтобы отвлечь внимание стражников. Она чувствовала себя твердой, сильной и такой же решительной, как солдат перед нацеленными на него копьями врага.

Сара вышла из своей комнаты еще до рассвета, пока Силили крепко спала. Она переждала в саду у водоемов и перешла их, как только позволил слабый свет начинающегося дня. Улицы были пустынны. Дождь прекратился, но в городе еще стоял запах влажной пыли, и кирпичные стены казались темнее обычного. Стражники только открыли ворота царского города, и первые повозки с едой въезжали в город.

Солдаты еще издали заметили ее, но она сразу поняла, что они приняли ее за служанку из богатого дома нижнего города, которая возвращается домой после ночи, проведенной в храме, откуда она несла священные цветы. С еще не отошедшими от сна глазами, они с удовольствием смотрели на хорошенькую девушку в такую рань и привычным приветствием отвечали на ее улыбку.

Пройдя в нижний город, Сара зашагала быстрее. Она заблудилась пару раз, но ей достаточно было вернуться к берегу, чтобы продолжить свой путь.

Однажды ей показалось, что она дошла до камышовой лагуны, к тому месту, где встретила Аврама. Те же жалкие полуразрушенные дома, те же песчаные пустоши, некоторые из которых были засеяны дынями и душистыми травами. Но ей пришлось пройти вдоль реки еще немало уз, прежде чем она заметила шатры мар.Тю, чуть выше камыша, для того чтобы ветер скользил по их изогнутым крышам. Шатров было много, несколько сотен. Они были круглой формы, из толстой коричневой или бежевой ткани. Некоторые были большими, как настоящие дома, другие, вытянутые в длину, окружали загоны, сооруженные из камыша, где был собран мелкий скот.