Как и собрание в феврале 1317 г., апрельское собрание 1328 г. скорее создало закон, чем нашло подходящий. Но если в 1317 г. в грубом отстранении дочери Людовика X многие увидели несправедливость, противную обычаю, то вердикт 1328 г., оказавший предпочтение графу Валуа перед слишком юным и слишком далеким королем Англии, был принят в Французском королевстве беспрекословно. Это было логическим следствием двух прецедентов, созданных Филиппом V и Карлом IV. На престол возводили принца не то чтобы очень популярного, но по крайней мере известного при дворе и пользовавшегося симпатиями знати. Позже фламандцы, воспылав непримиримой ненавистью к Филиппу VI за то, что он будет их сурово карать, дадут ему прозвище «король-подкидыш». Однако эту презрительную кличку, слишком часто повторяемую современными историками, весной 1328 г. еще рано относить к единодушно избранному преемнику последнего Капетинга. Новое царствование начиналось при самых счастливых предзнаменованиях, объединив значительные силы королевства с ресурсами апанажей Анжу и Валуа. Внутри страны не возникло никакого противодействия; можно было не опасаться никакой серьезной угрозы и извне, поскольку разочарованию молодого Эдуарда III как обойденного претендента не давали свободно выплеснуться внутренние проблемы Англии. Смена династии произошла без загвоздок; на коронацию Филиппа съехались все вассалы, чтобы принести оммаж. Теперь, не беспокоясь за будущее, он мог силой ликвидировать права дочерей последних королей к выгоде для себя, а потом отправиться на войну с фламандскими коммунами. Конфликт обеих династий, который, как бы там ни было, предварялся восшествием Валуа на престол, еще не казался близким.

Вероятность разрыва, пока еще небольшая, тем не менее сохранялась. Породит ли восшествие Филиппа VI на французский трон династический конфликт Плантагенетов и Валуа, который, наложившись на болезненную феодальную проблему Аквитании, может спровоцировать войну между обеими великими монархиями христианского Запада, еще не полностью оправившимися после недавней распри? Сознавая серьезность этой проблемы, советники Филиппа сформулировали ее во всей грубой простоте: если Эдуард, герцог Гиенский и граф Понтье, согласится принести оммаж их повелителю за свои континентальные фьефы, значит, он признает легитимность новой династии и не будет претендовать на французский трон. Принудить Плантагенета к оммажу — такую цель поставили они перед собой, предполагая при надобности прибегнуть и к политике устрашения, память о недавнем применении которой еще была свежа. Когда в 1331 г. они добились этой цели, казалось, новому королю Франции больше незачем опасаться слишком слабого по сравнению с ним соперника.

Понятно, что весть об избрании Филиппа баронами и пэрами Франции не вызвала радости при лондонском дворе. Для надменной Изабеллы и ее любовника Мортимера Филипп был, как его позже прозовут фламандцы, «королем-подкидышем», узурпатором престола, по праву причитавшегося юному Эдуарду III. Совет в столице Плантагенетов отказался признать свершившийся факт и решил заявить о правах своего государя. Но последнему недоставало сил, чтобы с легким сердцем идти на вооруженный конфликт. Поэтому он был вынужден избрать выжидательную политику, которая позволила «узурпатору» беспрепятственно утвердиться. Лондон рассчитывал, что смена династии вызовет во Франции несогласие и волнения. Надо было их дождаться, а тогда уж попробовать воспользоваться ими. Английские чиновники в Гиени получили приказ следить за эволюцией общественного мнения, по возможности возбуждать его против нового короля и быть готовыми вмешаться в случае малейших проявлений недовольства. Но ничего так и не произошло. Более чем за два месяца пребывания у власти Филипп не обнаружил никого, кто усомнился бы в его правах на престол. Он мог совершенно безнаказанно принести в жертву удовлетворенному общественному мнению несколько особо ненавистных финансовых чиновников — такие процессы стали как бы обязательным атрибутом начала каждого нового царствования — и созвать всех вассалов на свое помазание. Эта церемония, состоявшаяся 29 мая 1328 г. в Реймсе, показала всю спокойную мощь его власти. Принести ему оммаж прибыли все владельцы фьефов, больших и малых. Отстраненные от наследования короны дочери последних Капетингов получили только скудные компенсации. Самой опасной была Жанна, дочь Людовика X и жена его кузена Филиппа д'Эврё, после смерти отца выдвинувшая претензии на Наварру и Шампань — наследство жены Филиппа Красивого, земли, где возможность наследования по женской линии установилась прочно. Первым оттеснил свою племянницу от престола Филипп V в соответствии с соглашением, которое в 1318 г. заключил с опекуном юной принцессы, герцогом Эдом IV Бургундским; он удерживал все наследство в обмен на обещание 15 000 ливров ренты с графств Ангулем, Мортен и Кутанс и выплату 50 000 ливров наличными. Карл IV, вопреки оговоренному в этом соглашении, поступил так же; намного позже, в последние месяцы царствования, он пообещал дополнительную компенсацию в 20 000 ливров. Филипп VI, хотя не имел на это наследство никаких прав, основную его часть присвоил. Сразу после своего помазания он оставил Жанне и ее мужу королевство Наварру, где более чем на век утвердится эта младшая ветвь королевского дома Франции, но взял себе Шампань и Бри взамен за уступку графств Ангулем и Мортен, хоть и обладавших меньшей ценностью. Дочери Филиппа V могли рассчитывать на то, что со смертью матери получат графство Бургундское. Наследница Карла IV, как и вдова последнего, юная Жанна д'Эврё — которой предстояло в статусе вдовы прожить еще почти полвека, — получили иллюзорные компенсации, еще менее существенные. Никто не выразил протеста против этих сделок, выгодных для французской короны.

Более того, начало царствования было отмечено громким военным успехом. Несколько лет назад крупный фьеф Фландрия, к которому последние Капетинги были столь суровы в своей политике, снова забурлил. Конечно, верность графа на сей раз была вне подозрений. Ги де Дампьерр и Роберт Бетюнский уже почувствовали на собственной шкуре, что значит бунтовать против слишком сильного сюзерена[38]. Но фламандское население, особенно во фламандскоязычных и промышленных провинциях Севера и Запада, разозленное тяжелыми военными налогами, которые оно было обязано платить королю, а также ощущавшее угрозу процветанию своих ремесел, вновь поднялось сразу и против монаршей власти, и против графа, союзника короля. Принявшее опасные масштабы восстание в сельских местностях, начавшееся в 1322 г., было, несомненно, вызвано раздражением мелких суконных центров против драконовской регламентации, которой их связывали крупные города. Скоро к движению примкнули и городские ремесленники, весьма косо смотревшие на новое усиление патрициев. Филипп по призыву своего вассала[39] решил пойти покарать бунтовщиков и заодно отомстить за обиду, которую в 1302 г. нанесли французам отряды коммун, разгромившие французское рыцарство при Куртре. Последнему из «остов» Фландрии предстояло прославиться больше всех и достойно увенчать политику, неуклонно проводившуюся более тридцати лет. В июле 1328 г. на поле битвы под Касселем, битвы, ставшей достойным ответом на ту, в которой потерпели поражение «золотые шпоры», натиск вассалов Филиппа VI сломил сопротивление фламандских ремесленников, и тех сурово принудили подчиниться.