пытаемся получить от тела метафизические ответы, которые оно – являясь материальной вещью – дать не может. Это попытка раскрыть трансцендентное таинство создания, взаимодействуя с физической составляющей этого самого создания. Вот почему сексуальный мистицизм так широко практикуется, скажем, в традиционной Франции, и в то же время так разочаровывает. Он утешительно инфантилен в своей снисходительности и удовольствии, но настолько саморазрушителен для реального осознания и роста, когда человек использует его, чтобы попытаться ответить на метафизические вопросы. В следствие этого сексуальность превращается в ложь о реальности, или в экран, закрывающий от нас полное осознание окружающего мира24. Если взрослый сводит жизненные проблемы до области сексуальности, он повторяет фетишизацию ребенка, связывающего проблемы матери с ее гениталиями. Таким образом секс превращается в ширму от ужаса и фетишизациюи полного осознания реальных жизненных проблем.

Но эта дискуссия не объясняет всех причин, по которым секс является значимой частью жизненных неурядиц. Он также играет большую роль в развитии личностной свободы. В конце концов, это одна из немногих областей действительно личной жизни, которая есть у человека в почти полностью социальном существовании, сформированном родителями и обществом. В этом смысле секс представляет собой убежище от стандартизации и монополизации социума. Не удивительно, что люди себя всецело ему посвящают, часто с самого детства обращаясь к мастурбации как демонстрации протеста и триумфа внутреннего «я». Как мы увидим во второй части этой книги, Рэнк идет еще дальше, говоря, что в этом и кроются все сексуальные конфликты личности – «от мастурбации до самых разнообразных извращений»25. Личность пытается использовать пол по-своему, ради того, чтобы контролировать его и освободить от детерминизма. Как если бы кто-либо пытался переступить через ограничения тела, лишая его внутреннего характера, высмеивая и изобретая новое взамен того, что «предписано» природой. «Извращения» детей показывают это очень четко: они настоящие художники своего тела, используют его словно пластилин, чтобы доказать свое символическое мастерство. Фрейд это заметил и назвал «полиморфным извращением» – и только так это и можно назвать. Но, по-видимому, он не понял, что этот вариант игры уже является очень серьезной попыткой преодолеть детерминизм, а не только животным поиском различных зон наслаждений на своем теле.

По мере того, как ребенок растет, внутренний поиск личностного существования через извращенность приобретает индивидуальные формы и становится более тайным. Он вынужден таковым быть, потому что общество не поддержит попытки людей полностью индивидуализироваться26. Если и удастся одержать победу над человеческой незаконченностью и ограниченностью, то это будет результат социального проекта, а не индивидуального. Общество хочет быть единственным в принятии решения о том, как люди должны преодолевать смерть; и проект causa sui возможен только в том случае, если встроится в стандартный социальный проект. В противном случае раздастся крик: «Анархия!». Это одна из причин нетерпимости и цензуры по отношению ко всем видам личной морали: люди боятся, что она подорвет стандартную мораль. Иначе говоря, они боятся, что больше не будут контролировать жизнь и смерть. Личность называется «социализированной» только тогда, когда соглашается «сублимировать» телесно-сексуальный характер своего эдипального проекта27. Сейчас это обычно означает, что она соглашается работать над становлением себя в качестве собственного отца, отказываясь от своего собственного проекта и передавая его «Родителям». Комплекс кастрации сделал свое дело и человек подчиняется «социальной реальности»; теперь он может снизить свои желания и требования и избегать рисков, живя в мире могущественных старейшин. Даже свое тело он может отдать племени, государству, всеобъемлющему магическому зонтику древних и их символов. Такой образ поведения более не является для него опасным отрицанием. Но не существует особой разницы между детской и взрослой неспособностью. Единственное, чего достигает человек, это постоянно практикуемый самообман, который мы называем «зрелым» характером.

Глава 4

Человеческий характер как основная ложь

Оглянись вокруг, и услышишь… как они очень точно говорят о себе и своем окружении, из чего следует, что у них есть соображения по этому вопросу. Но начни анализировать их идеи, и ты обнаружишь, что они с трудом отражают реальность, к которой должны относиться. А если копнуть глубже, то откроется, что попытки соотнести реальность с этими мыслями вообще отсутствуют. Как раз наоборот: в таких представлениях индивидуум пытается избавиться от личностного взгляда на реальность и даже на саму свою жизнь. Ведь жизнь – это начало хаоса, в котором теряется человек. Он понимает это, но боится обнаружить себя лицом к лицу с ужасающей реальностью, и пытается прикрыть их завесой вымысла, в котором все предельно ясно. Его не волнует, что его «идеи» далеки от истины, и он использует их как окопы для обороны своего существования, как чучело для отпугивания реальности.

Хосе Ортега-и-Гассет[42]

Проблема анальности и комплекс кастрации уже значительно приблизили нас к ответу на волнующий всех вопрос: если основное свойство героизма – это подлинная храбрость, то почему так мало людей действительно храбры? Почему так редко можно встретить действительно самодостаточного человека? Даже великий Карлейль[43], запугавший стольких людей, утверждал, что опирался на своего отца точно на каменную колонну, уходящую глубоко в землю. Скрытый смысл этого высказывания заключается в том, что если бы он стоял сам, без опоры, то земля не выдержала бы и разверзлась под ним. Этот вопрос касается самой сути человеческого существования, и мы будем подходить к нему с разных сторон на протяжении всей этой книги. Однажды я написал, что причина естественной трусости человека кроется в том, что он чувствует, будто у него нет авторитета. Это происходит из-за того, как сформирована животная природа человека: все смыслы в нас заложены извне, из нашего общения с другими. Внешнее взаимодействие дает нам «самость» и супер-эго. Весь наш мир правильного и неправильного, хорошего и плохого, наше имя и то, кто мы на самом деле есть – все это привито нам; потому мы и не чувствуем в себе права самостоятельно что-то предлагать. Как мы можем? – рассуждал я, – если мы чувствуем себя во многом виноватыми и обязанными другим, будто бы меньшей версией их творения, обязанными им самим своим рождением.

Но это только часть истории – наиболее поверхностная и очевидная часть. Есть более глубокие причины недостатка нашей храбрости, и если мы хотим понять человека, то нам нужно до них добраться. Психолог Абрахам Маслоу остро чувствовал значимые идеи, и незадолго до свой безвременной кончины он стал искать решение проблемы страха одиночества23. В своих работах Маслоу обращался к широкой гуманистической перспективе, и он любил поговорить