Дуэль взглядов окончилась без жертв, противники оценили друг друга, и пошли на мировую. Ванзаров представился, как полагается вежливому чиновнику полиции.

– Какое же у вас дело, Родион Георгиевич? – почти ласково осведомился Карсавин.

– В связи с одной из ваших пациенток.

– У меня их много.

– Госпожа Грановская.

Издав неопределенно-мычащий звук, доктор сказал:

– Какое совпадение... Но вы же понимаете, я связан врачебной тайной.

– Понимаю, развязывать не станем. Так, пару общих вопросов.

То ли обаяние юного чиновника подействовало, или по какой иной причине, но Ванзаров получил приглашение в кабинет.

Рабочее гнездышко мэтра нервных болезней полнилось скромной роскошью: просторная дубовая мебель, резные дубовые пластины на стенах и даже наборный дубовый потолок в стиле поздней готики, внушали неисчерпаемый кредит доверия. Повсюду развешаны фотографии с видами Европы и, что любопытно, разнообразных моделей велосипедов. Осматривая величественный антураж, Родион невольно спросил:

– Сколько берете за прием?

– Двадцать пять рублей, – скромно ответили ему.

Это было неслыханно. Просто чудовищно. Если самый жадный доктор столицы требовал за визит червонец – считалось дерзостью. А тут... Ясно, что с улицы сюда не попадают.

Незаметно сменив халат на пиджак, Карсавин устроился за приемным столом и наблюдал за юношей с явно профессиональным интересом.

– Так, что могу рассказать об Авроре Евгеньевне? – напомнил он.

– Все, что не покрыто врачебной тайной, – ответил Родион, не в силах отвести глаз от початой коробки «Итальянской ночи» на письменном столе.

– Ко мне приходят очень состоятельные люди, которые не могут справиться со своими сугубо личными проблемами. Я не прописываю им таблеток, процедур или поездки на воды. Я предлагаю изменить их образ жизни. Многие беды человека возникают, как ни странно, от избытка и достатка. И с этим приходится бороться. Грановская не была исключением. Пожалуй, на этом все.

– Вы послали ей сегодня букет?

– Да, отвез с утра пораньше.

– Зачем?

– Какой странный вопрос, Родион Георгиевич. В моем деле надо не только уметь лечить пациентов, но и поддерживать светские приличия. У Авроры Евгеньевны сегодня именины, я не могу быть приглашен официально, как вы понимаете. Но почему же не сделать приятное женщине, которая столько платит?

– Что-нибудь еще подарили?

– Милую безделушку: письменную принадлежность.

Карсавин источал спокойствие и уверенность. За которыми могло скрываться что угодно. Родион испробовал лобовой таран.

– Госпожа Грановская умерла. Вернее – была убита.

– Вот как? – только и спросил доктор, словно эта новость ничуть не удивила, и даже съел шоколадную конфетку.

Редкое хладнокровие. Утром дарить цветы, а днем узнать, что женщина мертва, и при этом бровью не повести – не каждый сможет. Как будто заранее был готов.

– Что вы делали в это время?

– В какое?

– Между полуднем и часом дня, – нехотя уточнил Ванзаров.

– Сидел в участке под арестом.

– В котором часу были у нее?

– У Грановской? Кажется, около десяти.

– Отменим врачебную тайну по причине насильственной смерти пациентки...

– Только под пыткой. С дыбой и раскаленной кочергой обращаться умеете?

Такого скользкого и бесполезного допроса, Родиону еще не доставалось. Противник явно превосходил его на голову, уворачивался от детских ловушек, раскусывал хитрости, а внутри, наверно, потешался, над глупым полицейским. Остался последний способ.

– Аврора Евгеньевна рассказывала о своем любовнике? – спросил Ванзаров.

– Она завела его по моему настоянию.

– Назовите имя.

– Понятия не имею, кто он. – Карсавин легкомысленно отмахнулся и покусился на следующую сладость, отчего стал причмокивать. – Конкретный персонаж... а также их количество... меня не интересует... Аврора имела право менять их хоть каждый день.

– Вы предложили замужней даме изменить мужу. И это называется лечение?

– Часть лечения...

– То есть совратили честную женщину?

Владимир Симонович широко улыбнулся:

– Молодой человек, вам еще рано рассуждать об изменах и совращениях, пока сами через это не прошли. Не так ли?

Железная воля будущего великого сыщика остудила щеки и не дала румянцу предательски выскочить наружу. Родион перевел дух, чувствуя, что как раз в такой непринужденной беседе начинает закипать, и спросил:

– Стало быть, проповедуете свободу нравов?

– Я ничего не проповедую, я помогаю больным людям, – довольно жестко парировал Карсавин. – И пусть со стороны кажется, что они здоровы и счастливы, но только в этом кабинете, скрытом от посторонних глаз, открывается, подчас, такая правда, о которой даже ваша проницательность представления не имеет.

– Так просветите. Мне как раз надо набираться опыта...

Юного чиновника одарили покровительственной улыбкой.

– Так и быть, потрачу на вас мое драгоценное время. Пусть это будет вторая бесплатная консультация в моей практике... Вам предстоит работать с множеством людей, и будет полезно знать маленький секрет. За внешним благополучием и умиротворенность, могут скрываться чудовищные желания. Общество заставляет давить их глубоко в сердце, но они никуда не деваются. Человек, живя внешне добропорядочной жизнью, в душе совершает ужасные поступки. Эта болезнь особо мучительно протекает у женщин, а у счастливых супруг, да еще с любящим мужем и выводком детей – в тяжкой форме. Ад – душа женщины. В каждой домохозяйке дремлет хищник. Человеческая природа никак не улучшилась, человек был и остался зверем. Чтобы его выпустить, чтобы не дать разодрать душу изнутри, требуется лечение. Многие ищут его, где ни попадя, пока не приходят ко мне.

– Не любите вы своих коллег, доктор...

– Они-то как раз безобидны. Хуже, когда за лечение берутся откровенные шарлатаны, например мадам Гильотон. Слышали? Очень рад за вас. Эта барышня выдает себя за сомнамбулистку, вещает что-то в трансе, с духами советуется, возбуждает астральные энергии, и тому подобное, а на самом деле – дурит голову. Чистая мерзость с точки зрения науки. Представляете, что происходит с больным после подобных сеансов?

– Чем же вы их исцеляете?

– Я не лечу, а помогаю стать собой, не нарушая законов общества. Я помогаю им стать самими собой. Понимаете? Пациентам вручаю один волшебный предмет... – Карсавин вынул из стола круглое зеркальце в золоченой оправе на крохотной цепочке. – Чтобы смотрелись в него и нашли исцеление в себе. В остальном моя задача сводиться к тому, чтобы тщательно наблюдать за изменениями в их жизни, это одно непременное условие. Я достаточно ясно выразился?