class="subtitle">50”

ОН. Я хотел бы нести добрые вести, расточать слова утешения; но не могу. Могу лишь смотреть, как ширится пропасть между поступками нашими и нашей позицией. Мы бороздим пространство, ритм наших шагов режет пространство безупречно, как бритва. Мы бороздим пространство, и пространство становится все чернее. Был переломный момент. Не помню, но, должно быть, случилось это на большой высоте.

ОНА. Наверно, был прежде момент единения, когда мы не имели ничего против мира. Почему же теперь одиночество наше столь безгранично? Должно быть, случилось нечто, однако истоки взрыва и пламени нам недоступны. Наши взгляды мечутся в пространстве, но отныне все видится нам эфемерным, отныне все видится нам текучим.

56”

ОНА. Мы шагаем по городу, мы встречаем чужие

взгляды,

И это свидетельство нашего присутствия среди

людей.

В безмятежном покое воскресного дня

Мы неспешно шагаем к вокзалу.

Наши одежды слишком просторны,

Наша серая плоть почти неподвижна вечерней

порой.

Наша крошечная, вполовину проклятая душа

Шевелится в складках, и вот уже вновь

недвижима.

ОН. Мы жили когда‐то, гласит наша легенда;

И из наших желаний воздвигся этот город.

Мы сражались с враждебными силами и победили.

А потом исхудавшие наши руки не удержали

рычаги власти.

И мы уплыли вдаль, за черту всех возможностей;

Жизнь остыла, жизнь оставила нас,

Мы созерцаем размытые наши тела,

И в молчанье всплывают островки чувственных

данных.

59”

ОН. Светозарно-прозрачное небо

Вливалось в хрусталики наших глаз.

Мы не думали больше о завтрашнем дне,

Ночь была почти полна пустотой.

Мы сделались пленниками приборов,

А измерения казались совсем не важным делом.

Мы пытались когда‐то совершить нечто

полезное,

И муравьи плясали под неспокойным солнцем.

Воздух был пропитан безумием,

Разрядами тока в электроцепях,

Прохожие метали друг в друга полные

ненависти взгляды

И словно вынашивали в уме дивные мучения.

ОНА. Ты познаешь три измерения пространства

И осмыслишь природу времени,

Ты увидишь, как солнце садится над прудом,

И решишь, что в ночи твое место.

ОН. Рассвет возвращается, между телами вихрится

песок;

Дух ясновидения, правь беспристрастно свой путь на Север;

Дух непримиримости, поддержи наши

усилия и наши битвы;

Этот мир ждет от нас стимула к смерти.

1’00”

ОНА. Наступает миг, когда сказанные друг другу слова

Уже не превращаются в брызги света,

А обвивают вас, душат ваши мысли,

У слов есть вещество

(Вещество вязкое,

Когда они весят много;

Таковы слова любви,

Любовное вещество).

ОН. Жизнь длится и длится в пересеченье молний, Циркулирует информация; В недрах ночи обозначаются судьбы; Но игра идет краплеными картами.

ОНА. Мы идем через дни с неподвижным лицом,

Из наших бесплодных взглядов исчезла

любовь, —

Детство закончилось, ставок больше нет,

Мы движемся к концу партии.

ОН. Последние частицы

Плывут в тишине,

И в ночной тьме

Проступают очертания пустоты.

ОНА. Над серой почвой вихрится зыбкая пыль;

Поднявшийся ветер очищает пространство.

Мы хотели жить – и желание это оставило след;

Наши замедленные тела застыли в ожидании.

1’04”

ОН. Одиночество, тишина, свет заряжают человека умственной энергией, которую он затем растрачивает, общаясь с другим. Равнодушный, совершенный и идеально круглый мир хранит память о том, что возник сразу весь, целиком. Отдельные участки мира то появляются, то исчезают; и снова появляются.

ОНА. Где кончается белизна, начинается смерть, И тела разделяются

Среди оголенных частиц,

Я завершаю путь своих чувств.

ОН. Жизнь совершенна, жизнь кругла; Это новая история мира.

ОНА. Нет больше топологии

В субатомной Вселенной.

И дух находит себе новое жилище

В глубине квантовой расселины,

Дух скручивается в спираль и свертывается

в клубок

Во взволнованной Вселенной

В распаде симметрии,

В великолепии тождества.

ОН. Все являет себя, все блестит в нестерпимом свете; мы стали как боги.

1’06”

ОНА. В какой‐то момент

Происходит встреча,

Глаза полны ночной тьмой,

И конечно, мы ошибаемся.

ОН. Мир раздроблен; он состоит из отдельных людей. Люди состоят из отдельных органов; органы – из молекул. Время течет; оно делится на секунды. Мир раздроблен.

ОНА. Процесс обольщения

Есть процесс измерения,

Одинокой меры в ночи взаимодействия

Света и грязи.

ОН. Нейроны похожи на ночь. В звездчатой сети нейронов формируются представления; жизнь их случайна и коротка.

ОНА. Нужно было б пройти сквозь лирическую

Вселенную

Словно сквозь тело, которое очень любил,

Нужно было б разбудить стесненные силы,

Смутную и возвышенную жажду вечности.

ОН. Мозг окутан глубокой тьмой,

Она сотворила мир

И всю совокупность приборов.

Мы неуклонно спускаемся к белизне.

1’10”

ОНА. Наши утра отравлены противоречием,

Да, мы дышим, и небеса безмятежны,

Но мы больше не верим, что жизнь возможна,

Нам больше не кажется, что мы – люди.

ОН. Равнодушное движение

По холодной мрачной оси

Есть метафора отсутствия,

Начавшийся переход к пустоте.

Сигналы туманной реальности

С их полусвечением,

Уродливые, как звездное небо, —

Начавшийся переход к отсутствию.

Столкновения нейронных механизмов

На поле мнимых желаний

Задают границы свободного мира,

Где нет ничего устойчивого.

ОНА. Природа должна уподобиться человеку,

А человек должен стать завершенным и твердым.

Я всегда очень боялась упасть в пустоту,

Я была одинока в пустоте, и было больно рукам.

ОН. В смерти истлевшие до костей тела

Тех, кого мы, казалось, знали,

Держатся чуть надменно,

Словно не собираются возрождаться.

Они здесь, перед нами, простые, без ран,

Все их желания утихли.

Они теперь – просто скелеты,

И время обратит их в прах.

1’17”

ОН. Мы предполагаем наличие наблюдателя.

ОНА. Ты здесь

Или где‐то еще,

Ты сидишь по‐турецки

На кафельном полу в кухне,

И твоя жизнь рухнула,

Воззови же к Господу.

Смотри! Бывают молекулы,

У которых связи разорваны наполовину.

Бывают измены наполовину,

Бывают смешные моменты.

ОН. Мы не живем; мы производим движения и считаем их результатом нашей воли. Мы недоступны для смерти; мы уже мертвы.

ОНА. Ты думаешь о коте Шрёдингера,

Который наполовину мертв или

наполовину жив,

И о природе света,

И о двойственности белизны.

ОН. С языком дело обстоит так же, как с мытьем посуды в альпийской хижине, говорил Нильс Бор. У нас грязная вода и нечистые кухонные полотенца, и все же в итоге нам удается отмыть тарелки.

ОНА. Ты стоишь на мостике над бездной

И думаешь о средстве для мытья посуды.

ОН. Два человека сошлись вместе, мозг каждого погружен в ночь. И все же ровно в срединной точке обеих