Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока я разрешаю ему это делать. Пусть вначале сам убедится, что я пришла в норму, тогда и вся эта опека закончится. Я уважаю его чувства.
Приподнимаю голову и улыбаюсь ему.
Интересно, начнет ли он сейчас оправдываться? Скажет, почему в последнее мгновение вытолкнул член из меня? Возможно, скажет, что сомневался, надо так делать или нет. Но Эндрю молчит. Может, ждет моих слов? Но я тоже молчу.
Тишина в комнате становится тягостной. К ней добавляется ощущение какой-то неопределенности. Тогда я шевелю бедрами, специально задевая его член, и смеюсь.
– Детка, мне сначала надо восстановиться. – Он тоже улыбается и шлепает меня по ягодицам. Я громко вскрикиваю, словно от боли, а потом снова трусь о его член. – Пожалуйста, прекрати, – просит он, и ямочки на его щеках становятся глубже.
Я продолжаю игру.
– Думаешь, я шучу? – спрашивает Эндрю. – Не вздумай сделать это снова, а то пожалеешь.
Естественно, я делаю это снова и приготавливаюсь к воспитательным мерам со стороны Эндрю.
Он больно сжимает мне соски. Я застываю от страха, боясь шевельнуться. Я боюсь, что он их оторвет.
Громко хохочу и хватаю его за руки, однако Эндрю еще больнее сжимает мои несчастные соски. Мучитель!
– Я тебя предупреждал, – говорит он. У него такое серьезное выражение лица, что невольно поверишь в серьезность его действий. – Надо было прислушаться.
– Ну, Эндрю! – канючу я. – Отпусти. Пожалуйста. Отпустииии!
Он облизывает пересохшие губы и спрашивает:
– А ты будешь хорошо себя вести?
Я быстро киваю. Десять раз подряд.
Он сощуривает свои дьявольские зеленые глаза и дергает за соски:
– Клянешься?
– Клянусь могилой моего давно умершего пса Бибопа!
Эндрю в последний раз стискивает мне соски, да так, что я скриплю зубами, потом убирает руки. Он встает на постели и обвивает вокруг талии мои ноги. Наклоняется и легонечко облизывает мне каждую грудь, а потом целует их.
– Так лучше? – спрашивает он, заглядывая мне в глаза.
– Так лучше, – шепчу я.
Он целует меня. Потом нежно занимается со мной любовью. Несколько раз, пока оба не засыпаем, прижавшись друг к другу. Часы на ночном столике показывают три с чем-то.
Я думала, утреннее похмелье окажется более тяжелым. Вчера я напилась. Впервые за несколько месяцев. Но не жалею. Переворачиваюсь на бок, смотрю на часы, и тут мои глаза вылезают из орбит. Самолет, на который Эндрю взял билет, улетел еще полтора часа назад! Сажусь на постели и принимаюсь трясти Эндрю:
– Эндрю! Вставай!
Он мычит, переворачивается и чуть-чуть приоткрывает глаза. Пытается уложить меня и продолжить сон, но я вырываюсь и кричу:
– Вставай! Ты на самолет опоздал.
Единственная часть тела, которая реагирует на мои слова, – это его глаза. Они выпучиваются. Затем оживают и начинают просыпаться другие части.
– Черт и трижды черт! – Эндрю выпрыгивает из постели и застывает посреди комнаты. Голый.
Мне никогда не надоест на него смотреть. На голого или одетого – значения не имеет. Я до сих пор не могу понять, как мы встретились. Эндрю причесывается пятерней, потом закладывает руки за голову. Я смотрю на его рельефные мускулы.
– Придется лететь другим рейсом, – вздыхает Эндрю.
Я вылезаю из постели, подхватываю валяющийся на полу халат и собираюсь пойти в душ.
– Ничего, побуду с тобой еще несколько часов, – говорит он.
– Даже не знаю, Эндрю, – отвечаю я, затягивая пояс халата. – Я так мечтала от тебя избавиться.
Он не видит моего лица, и я улыбаюсь во весь рот.
В комнате повисает напряженная тишина.
– Ты это серьезно?
У него такой напряженный голос, что мне не удержаться от смеха. Я стремительно оборачиваюсь и целую его:
– Да нет же, дуралей! Как я могу всерьез сказать тебе такое? А ты не подумал, что это я могла нарочно отключить сигнал будильника? Вдруг я еще вчера задумала тебя задержать?
Он тоже улыбается до ушей, целует меня и идет к кровати разыскивать свои трусы.
– Ты действительно отключила сигнал будильника? – спрашивает Эндрю, надевая трусы.
– Нет. Я пошутила. Мы элементарно проспали. Но идея мне понравилась. В следующий раз воспользуюсь ею. Хочешь пополоскаться со мной в душе?
В этот момент слышится стук в дверь. Скорее всего, мама. Эндрю сразу напрягается. Он садится на кровать и прикрывает нижнюю часть тела простыней.
Я открываю дверь. Это действительно мама во всем ее великолепии крашеной блондинки. На ней светло-розовая блузка, с цветом которой гармонирует бледный румянец на щеках.
– Ты уже встала? – спрашивает она.
«Нет, мамочка, – мысленно отвечаю я. – Просто хожу во сне». Иногда она задает странные вопросы.
Мама бросает взгляд на Эндрю. Мне она уже говорила, что волнуется, как бы я снова не забеременела. Но неужели она думает, что мы перестанем заниматься сексом? Ей бы этого хотелось. Увы, не все мамины желания исполняются.
– Хочешь сегодня пойти со мной к Бренде? – спрашивает она.
Ни в коем случае. Я люблю тетю Бренду, но не настолько, чтобы задыхаться в ее прокуренном доме.
– Нет, мама. Я должна встретиться с Натали.
Я не собиралась ни с кем встречаться, но маме знать об этом ни к чему.
– Ну хорошо… – Мама еще раз смотрит на Эндрю. – А ты, кажется, собирался утром лететь в Техас.
– Мы проспали. Эндрю полетит другим рейсом.
Мама кивает и снова бросает взгляд на Эндрю, натянуто улыбаясь при этом. Он отвечает ей такой же насильственной улыбкой. Мне неловко от этой дипломатии. Маме очень даже нравится Эндрю, но для нее так непривычно, что кто-то спит вместе с ее дочерью. Эти две недели стали для нее настоящим испытанием. Если бы не мое скорое совершеннолетие и наша помолвка, Эндрю вообще бы здесь не было. И в то же время она знает, что мы любим друг друга, а после выкидыша… Словом, мама понимает, как мне нужно, чтобы Эндрю был рядом. И все равно ситуация дурацкая. Нам всем неловко. Спасибо, мамочка. Теперь мы с Эндрю вплотную займемся поисками своего жилья.
Наше жилье… в Роли. В груди появляется тяжесть, будто на меня кто-то сел.
Наконец мама уходит. Я смотрю на Эндрю. Он все так же сидит, накрывшись простыней, и хмурится.
– Пошли в душ, – снова предлагаю я, но понимаю: он не пойдет.
Он вздрагивает от моих слов:
– Схожу после тебя.
Я усмехаюсь его чисто мальчишеской неловкости, потом меняю усмешку на нежную улыбку: