Через неделю – Германия, и моя вторая из четырех командировок в том сезоне. Эта поездка тоже произвела большое впечатление. Туда мы поехали вместе со Львом Михайловичем Шугуровым, легендарным автомобильным журналистом. Он не особо много гонками занимался, зато писал об истории автомобилей, издавал книги о первых «Мерседесах», об истории «Руссо-Балтов». Много публиковался в советских изданиях – «За рулем» и других. Мы его привлекали в качестве эксперта, так же как и Виктора Казанкова и Александра Потехина, наших гонщиков, выступавших во внутреннем чемпионате. Кстати, в самом конце карьеры Казанкову удалось поучаствовать не только в Кубке дружбы социалистических стран где-нибудь в Чехословакии, но на паре этапов английской Формулы-3, Формуле-Лотос в Италии. Тогда ему, к сожалению, было уже сорок, все их поколение так вынужденно и варилось во внутреннем соку.

Та командировка стала для меня первой, где я был основным комментатором. Шугуров, наоборот, был экспертом. По большому счету, я уже этим занимался. В тех гонках я уже говорил гораздо больше, уверенность в своих силах пришла, а желания комментировать у меня было больше, чем у коллег. Но при этом мы работали очень мирно: никаких подводных течений не было. Я вообще не очень понимал, что могут быть интриги. В «Спорт-экспрессе» еще продолжал работать иногда, но тоже не замечал: не всем нравилось, что молодой парень занимает чье-то место. Не пытался ни у кого его отобрать, а многие воспринимали это именно так.

Так или иначе, летом руководство предложило мне перейти окончательно на телевидение, не только комментировать, но и стать редактором новостных выпусков. Кирилл Кикнадзе был молодым ведущим, я был редактором, выпуски были еще не самостоятельные – 5–10 минут в конце общеполитических новостей. Заниматься приходилось всем – работать редактором, монтажером, корреспондентом. Насыщенная работа, много знакомств, много энтузиазма. Это было действительно увлекательно.

В Хоккенхайме тогда был совсем другой медиацентр, находился он в помещении главной трибуны, и выглядело это так, словно ты находишься на нашем футбольном стадионе, например на «Торпедо»: комнатка на 20–30 человек, и все ходят друг у друга на ушах. По тоннелю проходишь в паддок, а комментаторские кабины притаились где-то под крышей. Очень интересным было ощущение «боления» за Шумахера: не прошло и года с момента его дебюта в Формуле-1, а он уже стал совершеннейшей звездой.

Очень большое впечатление произвело то, как люди болеют: они приезжали, жили в палатках, в кемпингах. Как раз в этот момент в Англии началась борьба с футбольными хулиганами, были жуткие драки, которые показывали даже в выпусках неспортивных новостей. А на Формуле-1 болельщики сосуществовали абсолютно мирно, англичане – в тех же кемпингах, что и немцы. Причем там выпивалось невероятное количество всего: с утра стояли пирамиды из пивных банок. Но ни одной драки.

В гонке Мэнселл взял поул, Патрезе – вслед за ним. Выиграл снова Найджел, но Сенна навязал ему борьбу. Разница на финише между ними была менее 5 секунд. И Шумахер, к радости трибун, финишировал третьим. Гигантский стадион с еще не построенным тогда третьим ярусом рукоплескал стоя – на глазах у болельщиков их соотечественник взял реванш у Брандла. Далее два француза, Алези и Комас, обидно, но уровень «Феррари» выглядит немногим лучше «Лижье».

1992 год был у нас в стране очень тяжелым, нам давали какие-то суточные, не очень большие. Но они были в валюте и позволяли таким образом помогать родителям. И все же в Хоккенхайме я первый раз купил себе какую-то атрибутику – майку и флаг в честь Найджела Мэнселла, потому что он все выигрывал. Взрослый дядька вдвое старше меня, если не больше, но десять английских слов, которые я знал, позволяли нам постоянно общаться. Помню, я ему привез газету «Спорт-Экспресс» с моей статьей о нем и его большой фотографией на первой полосе. Его было, конечно, сложно этим удивить.

Мне тогда едва исполнилось восемнадцать. Помню, я надел эту майку и увязал флаг на плечи, и очень гордился, что у меня есть какая-то атрибутика с Формулы-1. Мы летели из Франкфурта-на-Майне в Москву, и я думал: все немцы считают, что это болельщик Мэнселла летит после гонки домой. Абсолютно детские мысли! Потом ходил с друзьями и с этим флагом гулять около дома на проспекте Вернадского. Думаю, что, кроме моих друзей, и то, потому что я им объяснил, что это за флаг, всем остальным это было безразлично.

Затем я поехал еще на две гонки подряд. Сначала Будапешт, нам как раз туда еще не нужны были визы. А иностранцам, как ни странно, они были нужны. Традиционно мои товарищи по всему миру искали только итальянские рестораны и только в них питались, причем это распространялось от Мельбурна до Монреаля. Соответственно в Будапеште они смогли найти итальянский ресторан. И все официанты, узнав, что я русский, со мной легко разговаривали только по-русски, что вызывало зависть у моих французских и итальянских товарищей.

В гонке два «Уильямса» были на первой линии, но с вариациями: Патрезе оказался впереди Мэнселла. А победил и вовсе Сенна, он в Венгрии всегда был силен. Айртон опередил Найджела на 40 секунд, а Бергеру «привез» 50.

Это была 500-я гонка в истории «Феррари», все об этом говорили. На некотором отдалении от паддока была организована экспозиция исторических болидов команды. Я решил записать там небольшой сюжет и попросил Алези туда подъехать. Сейчас, чтобы организовать съемку гонщиков в паддоке, нужно написать десяток писем. А представить, что в наше время ты сказал кому-то из пилотов «Феррари» «подъедь вон туда» – Себастьяну Феттелю, например – и он ответил «да, хорошо»… А Алези приехал на скутере, я усадил его за руль болида «Феррари» 50-х годов, сам сел на заднее колесо, мы записали с ним интервью. Я его поблагодарил, он сел на свой скутер и уехал. В наше время такое организовать практически невозможно. Надо утрясать чудовищное количество вещей.

Алези один из немногих людей, которых я могу назвать своим другом, потому что это совершенно не меняется с годами. Буквально пару лет назад Moscow city racing мы вели с Наташей Фабричновой, и третьим соведущим был Жан Алези. Его пригласили, чтобы он прокатил каких-то випов за рулем кабриолета «Феррари», а ему было скучно, и он все время между заездами приходил к нам, и мы вместе комментировали все, что происходит. Он искренне любит Россию, несмотря на всю пропаганду. У нас дружба четверть века. Сейчас его сын Джулиано в Гран-при 3 едет, очень похож на отца, первые победы пошли.

В той самой гонке Алези не добрался до финиша, попал в аварию, как и Шумахер. Единственная «Феррари» – Капелли на далеком 6-м месте, в круге позади. Хаккинен просто творил чудеса, ему не хватило четырех секунд до Бергера. И это еще одно мое воспоминание о Венгрии. Поскольку даже когда не надо было ничего снимать или писать, ждал, пока товарищи телевизионщики соберут оборудование, и старался всегда последним уехать с трассы, чтобы впитывать все в себя. И вот такая картина: Хаккинен сидит на откидном боксе подъемников, разочарованно срывает пластыри с пальцев. Все восхищены тем, как он проехал, а он – разочарован, ему чуть-чуть не хватило до подиума. Я подошел к нему, и мы на ломаном английском пообщались. После той гонки стало очевидно, что не только Шумахер – восходящая звезда, но и Хаккинен, потому что человек, который мог в такой ситуации на такой машине быть искренне расстроенным четвертым местом, это говорило о многом. И так оно потом и вышло, он стал двукратным чемпионом мира.