В клингородке педиатрической академии такие же перспективы. Роддом закрыт на ремонт, который и не начинается. Клиники (815 больных детей) живут на базе гуманитарной помощи, бюджетного финансирования нет. Сотням сотрудников уже 4 месяца не выплачивают зарплату. Гуманитарная помощь оказывается западными посольствами, консульствами, фирмами, пароходными компаниями, даже армией США (продукты, не использованные в ходе операции в «Персидском заливе»…). Главный врач ходит с протянутой рукой, звонит в посольства: дают – то гульдены, то марки, то тонну фасоли, то сухофрукты. Полученные продукты обменивается на мясо, на масло, на молоко, нужное детям. Когда в конце августа встал вопрос о прекращении приема детей, сотрудники не согласились встать на колени и до сих пор держатся за счет милосердия. Руководителей клиник характеризует высочайший профессиональный уровень, самоотверженное отношение к детям, знание людей, проблем, готовность к худшему.

Возникла концепция уничтожения педиатрии как самостоятельной клинической и педагогической ветви медицины. Все это вытесняется концепцией семейного врача, пришедшей с Запада. Ставится задача закрытия единственного в мире педиатрического учебного заведения с громадной клиникой, созданного более шестидесяти лет тому назад по решению Советской власти, не закрывавшегося даже в годы блокады и выжившего в эвакуации. Очевидна несостоятельность этих намерений. Россия слишком бедна, чтобы воспринять западную модель. Сейчас же от этого проигрывают дети рабочего Ленинграда. Главный педиатр города, профессор И. М. Воронцов, отказался от своего поста в знак протеста против соответствующего административного нажима городских геростратов. Профессиональный протест становится политическим: имя этого профессора широко известно в городе. Я беседовал с ним. Мотивы и понимание происходящего у нас едины. Что делать? Вот вопрос. Кто виноват? Это не вопрос. Вполне можно поставить и следующий вопрос: что делать с теми, кто виноват? Персональный подход не составит труда. Бывая во многих семьях в Ленинграде, я слышал один и тот же тревожный вопрос: закроют ли детские клиники?!

Детская патология изменилась: открыто целое отделение для детей, больных сифилисом, а о гонорее речи вообще уже не идет, растет недоношенность младенцев…

В Ленинграде в декабре уныло: темно, сыро, холодно, торчат черные деревья, ветер несет снежную крупу. А в отделениях клиник такая теплота, такая забота о ребятишках, которые в больницах играют так же, как дома, такое желание им помочь, что мне стыдно было приходить в эти коллективы в качестве проверяющего. Профессора, сидящие без денег, даже еще что-то новое внедряют. Это Эрман, Ульрих, Воронцов, Сомов, Кобатадзе и другие мечтатели и труженики.

Совсем недавно по решению Собчака и других антисоветчиков город Ленинград скоренько был переименован в г. Санкт-Петербург. Санкт-Петербург никто никогда не защищал, а город Ленина защитили миллионы ленинградцев в блокаду. И в Педиатрической академии в 1996-м году больных детей защитили сотни ленинградцев – врачей, сестёр и санитарок. Петербуржцев я здесь не видел.

Прикинули с главным врачом Н. В. Кременецкой и ее замом Т. П. Веревитиной: каковы же перспективы? «До февраля на гуманитарке продержимся, а дальше – вряд ли. Перспектива к весне: постепенное закрытие, превращение в больницу типа ЦРБ (неотложная патология, гнойная патология, венерология…). Отмирание, как и вообще в нашей стране, начнется с «пальцев», с тонких технологий, с прекращения мечты».

Аналогичные процессы происходят и в Саратове. Мне, теперь как проректору, приходится это анализировать. Недофинансирование, сокращение коек и штатов, в том числе в детских клиниках, дороговизна лекарств, их недоступность для десятков тысяч пациентов. Расслоение больных детей происходит не по тяжести течения болезней, а по возможностям родителей в их лечении – это и есть элитаризация медицины. Бесплатная помощь при ряде заболеваний становится не обеспеченной. Всё это – обвинение режиму.

Пришел черед следующему преступлению власти – чеченскому побоищу, стоившему тысяч жизней. Но Чечня – это не Белый дом, который за 3 часа можно сжечь вместе с людьми, Чечня – это и не совсем Россия, а если Россия, то какая? Имперская, царская? cоветская, социалистическая? Или ельцинская, мафиозная? Не зря в газетах промелькнуло: «Бей Чечню, чтобы Россия боялась!»

Безработица сотен тысяч чеченцев, особенно среди молодёжи, давление клановости и ваххабизма, финансовая поддержка исламистов из-за рубежа – всё это составляет объективную основу тлеющего сопротивления значительной части населения Северного Кавказа. Работа со стороны России в этом вопросе будет долгой, последовательной и дружественной: Северный Кавказ – часть России.

В 2009-м году произошла неожиданная смена администрации в больнице, где под руководством нашей кафедры 40 лет работала крупная терапевтическая клиника города Саратова. Был назначен новый главный врач. Тут же были уволены или ушли сами 80 % сотрудников. В 2010-м году был расформирован и Саратовский Военно-медицинский институт (распоряжение министра Обороны Сердюкова – «табуреткина»), а значит, расформированы и кафедра терапии, и пульмонологическая школа, известная в СССР (в России). Мы, ещё живые, профессионально умерли. Современная власть оказалась беспощадной к научным и клиническим школам. Больница наша и сейчас существует, но это уже другая больница, задавленная нормами и выгодами Обязательного медицинского страхования.

Пенсионеры ушли на пенсию, молодёжь выживает кто где. Многие мои сослуживцы по институту живут за счёт прежних достижений и завоёванной ими ранее пенсии, попросту доживают. Таких – большинство. Они – вне активной борьбы не только за страну, но и за себя. Такова судьба большинства бывших советских людей.

Меня, после того как государство лавочников отняло у нас кафедру, клинику и Школу, спасает литературное творчество, благо накопил за свою жизнь достаточно большой жизненный и профессиональный опыт и ещё могу быть полезен, особенно своим товарищам по профессии. Важно и после 80-ти лет чувствовать себя бойцом, а не обыкновенным потребителем ранее заработанного хлеба.

Идёт 2015-й год. Уже 24 года рыночной власти. Положительные верхушечные процессы в обществе происходят, но антисоветская сущность власти остаётся неизменной. За прошедший год, например, количество рублевых миллиардеров в Саратове даже увеличилось. С чего бы это? Может быть, и остальное население стало жить лучше?

Взрыв патриотизма (временами, ура-патриотизма), вызванный воссоединением Крыма с Россией, закономерен. И исторически, и по-человечески. Мой отец, к примеру, работал в Крыму и похоронен там. Съездить туда я уже по возрасту не смогу, но справедливо, что теперь его могила – в России, на кладбище советских офицеров в городе Евпатория.

Закономерен и протест населения на Востоке Украины. Протест оформился в создание там народных республик и боеспособной народной армии, с которой вот уже более 6 месяцев режим киевской хунты справиться не может. Славянск, разбитый артиллерией и авиацией, окруженный фашистами со всех сторон, лишённый гуманитарной помощи, превратился в современную Брестскую крепость, а теперь уже, после вынужденного оставления его ополченцами, в символ сопротивления фашистам. Сопротивление народа Донбасса носит антифашистский характер. Восток Украины покинули уже более миллиона беженцев. Россия впитывает в себя этот людской поток, проявляя не только братство, но и советский интернационализм. Но немало и тех среди нас, кого, несмотря на кровь Донбасса, вполне можно отнести к последователям националиста Тягнибока. Есть и такие, кто предпочёл бы жить при олигархе Ахметове, не говорить на родном русском языке, но при работающих угольных шахтах и жалкой зарплате, чем голодать и умирать в Новороссии с завоеванными правами русских людей. Гражданская война разделяет народ. Водораздел – неизбежность борьбы с фашизмом.