Я люблю Ольгу.

А она так похожа на отца... Ее мать - я видела фотографию - совершенно блекленькая блондиночка, словно вылепленная из пресного теста и слегка подсушенная. И макияж у нее вульгарный, и одевалась она - не блеск, и волосы...

Стоп! О мертвых принято говорить или - хорошо, или никак! Я не знала ее лично. Возможно, она искрилась умом и обаянием... Хотя, судя по тем воспоминаниям, которые остались у Андрея... Конечно, неизвестно, что он будет обо мне "вспоминать" в беседах со своею следующей супругой!

А то, что ему придется искать следующую, это уже точно решено. Я с ним не останусь даже ради Ольги! Год, два, три - сколько там понадобится для того, чтобы она пришла в себя - но не больше того! Я не намерена губить свою жизнь ради чужого мне ребенка! Я не хочу стареть рядом с Андреем!

Я найду себе другого человека... Во всем другого! Пусть он будет не так богат, не так красив...

Ольга так похожа на отца! Она будет красавицей. Прямые блестящие темные волосы, длинные и густые черные брови, роскошные ресницы, чуть смугловатая кожа, а глаза - громадные, неожиданно яркие и очень светлые! Чуть выступающие скулы, четко очерченный чувственный рот... От матери она "унаследовала" только носик - чуть вздернутый - но это смягчает некоторую резкость в чертах Андрея и придаст Оленьке больше женственности и привлекательности. Да, очень, очень красива!

Если еще научится улыбаться... Но будет ли она когда-нибудь счастлива, пусть даже при такой красоте?! Будет ли она счастлива после всего этого... Вопреки всему...

Да, надо попытаться объяснить ей, что надо быть счастливой - вопреки! И в этом - победа над злом... Настоящая победа!

Но ей же всего десять лет... Что я могу объяснить ей?!

Десять лет... Но не четыре и не шесть! А значит, она может понять уже многое. Я в десять лет...

Я в десять лет уже читала "Хижину дяди Тома" и "Три мушкетера". Ольга до сих пор не умеет читать. Но жизненный опыт у нее в ее десять лет больше, чем у меня - в мои двадцать семь, а у Андрея - в его тридцать четыре! Причем такой опыт, какой не дай Бог... И что я после этого могу ей объяснять? Как я посмею?! Она посмотрит на меня своими бездонными, непроницаемыми, скорбными глазами... Посмотрит ТАК, что я заткнусь раз и навсегда!

Кривой действительно дал мне несколько дней. Последние несколько дней свободной жизни - как последние несколько дней детства. Кривой сделался прежним, он ни с кем не разговаривал и приходил только спать. На меня он и не смотрел будто и не было между нами того разговора... Михалыч тоже со мной не разговаривал. Раньше, как придет, все время рассказывал мне, что делается наверху, а теперь молчит. Может быть, уверился наконец, что тот мир меня не интересует. А может быть, просто я стал для него чужим...

Однажды под вечер, когда я собирался на очередную прогулку и ждал только возвращения Михалыча, с воплями и воем примчался Урод. Посмотрел на меня дикими глазами, огляделся кругом и, вцепившись пальцами мне в руку, утащил в темный угол, где обычно Хряк с Лариской спят. Я сопротивлялся, как мог - если Хряк узнает, что на его подстилке топтался кто-то, плохо будет, но Урод, похоже, впал в мистический экстаз, а раз так, то справиться с ним не представлялось возможным. Объяснить что-то, разумеется, тоже.

Я существо привычное к духоте и различным запахам и то, чуть не задохся, когда Урод вдавил меня в стену своим грузным телом. Я попытался что-то сказать ему, но он приложил палец к губам, и я счел за благоразумие слушаться.

- Слушай, Мелкий! - задышал он мне в лицо, - Кто-то совершил неслыханное и страшное преступление! Мелкий!!! УБИЛИ ПРОПОВЕДНИКА!!!

Пусть я даже был полузадохшимся, но последние слова Урода привели меня в чувства. Убийство проповедника - это действительно неслыханно, дело не обойдется без крутых разборок. А для меня, сами понимаете, в свете последних событий, все это имело особенное значение.

- Как убили? Кто?

Спрашивать - почему? - я разумеется не стал. По какой причине могут убить проповедника известно всякому.

Урод моих вопросов, похоже, даже не слышал. Его глаза светились, руки дрожали, - да что там руки! - он весь трясся, как будто на оголенный провод наступил. Я бы не удивился, если бы его сейчас хватил удар.

- И не простого проповедника, Мелкий!!! Слышишь, Мелкий?!! Не простого!!! Я видел его рядом с Великим Жрецом на последнем Жертвоприношении!!! Осознаешь ты это, Мелкий?!!

Рядом с Великим Жрецом!!!

Тут я понял, что у Урода спрашивать что-то не имеет смысла. Спрашивать если вообще спрашивать нужно у Кривого.

- Он пропал несколько дней назад, его повсюду искали, а нашли... представляешь, Мелкий, в ментовском морге! Его убили не здесь, его убили наверху!

Тут мне в голову словно ударило. И стало мне плохо-плохо. Вот кого я, оказывается, обнаружил тогда в Текстильщиках! Черт побери, и я его трогал! Я его за ноги вытаскивал!

Я ему снег с лица стирал!

То, что сказал Урод потом, повергло меня почти в состояние прострации.

- Великий Жрец сам приказал провести расследование, и через ментов удалось узнать, что убийца оставил улики. Следы и что-то еще... какую-то вещь потерял, но никто не знает какую - это Великий Жрец хранит в секрете.

Я почувствовал, как земля ускользает из-под моих ног, голос Урода стал удаляться в какую-то ватную даль, и в глазах потемнело. Что я мог потерять там?!! Что такое у меня было с собой. что я мог потерять?!!

Я пропал.

Михалыч побрызгал мне в лицо холодной водой, и я очнулся. Надо же, я на самом деле потерял сознание и, представьте себе, от страха! Интересно, когда Урод понял это и выволок меня из Хрякова угла?

Лучше бы он меня не выволакивал! Лучше бы я задохнулся насмерть!

Я очнулся в состоянии тоскливой обреченности. Даже, как казалось, вернувшееся ко мне расположение Михалыча, меня не радовало. Что мне с того ведь я уже труп!

Всю ночь я провалялся на своей лежанке, глядя в темноту и слушая переливчатый храп, доносящийся до меня изо всех углов.

Я думал о Кривом. Я думал об истинных причинах его ко мне внимания. ОНИ уже вычислили меня и, чтобы заманить меня вниз, прислали кривого... Но ведь я не убивал проповедника!

Может быть, стоит рассказать Кривому обо всем, как дело было?.. Ведь не было у меня этого... как его... мотивов! Так и так помирать, надо предпринять хоть какую-нибудь попытку к спасению!

Лицезреть Кривого мне приходилось каждый день. И каждый день я топтался поблизости, размышляя, как бы мне к нему подойти и заговорить. Но все время рядом с нами был еще кто-то третий, и потом, у Кривого было такое непроницаемое лицо, что я просто не решался! Я исподтишка наблюдал за ним и, чем больше наблюдал, тем меньше у меня оставалось сомнений в правильности моей догадки. Кривой врал, что я особенный, что я избранник... Он выполнял порученную ему работу, чтобы заманить меня... Грустно умирать в шестнадцать лет...