– Ладно, потолкуем завтра. А если будут спрашивать, что на реке случилось, – мы ничего не знаем. Угу?

– Еще бы не угу, – проворчал Сквилл.

– Теперь мы – ансамбль. Не забывайте об этом. Конечно, я бы очень хотел делать все сам, но у группы есть свои плюсы. Теперь я целиком сосредоточусь на дуаре.

Ниина кольнула его сердитым взглядом.

– Ой-ой-ой! И в следующий раз мы уж точно наломаем дров. Разбежимся в разные измерения… Хорошо б хоть один в живых остался.

– Откуда столько пессимизма? Подумаешь, кит! Эка невидаль.

– Между прочим, я сегодня первый раз в жизни на кита потаращился, – хмуро заметил Сквилл. – Да и ты, кореш, его только на картинках видел.

А че, он вроде нормальный. Разве что великоват чуток.

– Вот и поразмысли. – Банкан упрямо не позволял энтузиазму идти на убыль. – Если хотим всего-навсего рыбку на обед, а получаем целого кита, вообрази, на какие еще чудеса мы способны. Главное сейчас – не пороть горячку и поработать над техникой, а там можно попробовать что-нибудь серьезное. Мы еще самого Джон-Тома сделаем или даже Клотагорба. Захотим – весь мир перекроим.

– Да не уверен я, что хочу его перекраивать. – Пробираясь через кусты, Сквилл сплюнул. – Больно нынче денек классный. Можа, будь похолодней, я б и захотел.

– Ты только подумай как следует, что нам сейчас удалось. Больше я ни о чем не прошу.

В задумчивом молчании человек и две выдры быстро шагали по лесу.

Вокруг обеспокоенно позванивали колокольные деревья.

После происшествия в лесу Банкан сделал вид, будто всерьез взялся за учебу, но тайком от всех он каждый день нетерпеливо ждал встречи со Сквиллом и Нииной. Для репетиций они выбрали полянку на порядочном удалении от реки. И вовсе не из боязни снова повстречаться с вежливыми, но сердитыми китообразными. Просто не хотелось, чтобы у разгневанных хозяев причалов и прибрежных домов, поврежденных загадочным потопом, при виде сборища юных чаропевцев возникли закономерные подозрения.

Трио исполняло самые невинные заклинаньица, с последствиями которых могло справиться заведомо неволшебными средствами; музыка Банкана притиралась к импровизациям выдр. Мало-помалу они обретали все большую уверенность в своих силах и вскоре научились с помощью чаропения возвращать потерянные стрелы и вострить мечи.

Благоприобретенные навыки позволяли окрашивать стекло в синий цвет, без кирки и лопаты выкапывать внушительные ямы. Чаропевцы больше не пытались материализовать свежую рыбу – у них получалась готовая пища.

Выходили и ложа, застланные чистым бельем. Довольно скоро у троицы сложилось очень неплохое мнение о себе и своих возможностях. Лишь одно огорчало: не было достойного применения талантам. Во всяком случае, никак не удавалось оное применение найти. Банкан посвятил этой задачке тьму времени и в конце концов решил: следует хранить тайну и набраться терпения, а благоприятная ситуация рано или поздно возникнет.

В западной части дерева, проросшего во многие измерения, царил уют.

За окнами и ухоженной лужайкой покойно и невозмутимо тек Обрубок. Отец и сын сидели вдвоем. Читали.

Как-то раз Джон-Том поведал Банкану об одном из чудес своего родного мира. Оно называлось «телевидение». Однако юноша так и не понял, чем оно лучше интересной книжки, хорошей компании или захватывающего приключения. Джон-Том предпочел это не обсуждать.

Мать управлялась в кухне. Дверной колокольчик призывно звякнул.

Когда Талея вошла в гостиную, Банкан лишь на миг оторвался от книги, представив, что мать орудует не посудомоечным ершиком, который она сейчас держала в руке, а давно лежащим в чулане мечом. Удержать эту картину в воображении оказалось нелегко, сколько бы ни рассказывали легенд о горячих деньках Талеиной молодости. Она заглянула в альков.

– Дорогой, тут к тебе филин.

Джон-Том отложил книгу, над которой уже было задремал, и потер глаза. Банкан знал, что отцу нужны очки, но Джон-Том упорно предпочитал чары для улучшения зрения, хотя они были далеки от совершенства и требовали постоянного обновления. Юноша отправился на кухню перекусить на скорую руку, а главное, понаблюдать за прихожей, где стоял, шелестя огромными крыльями, ученик Клотагорба. Филин что-то сказал Джон-Тому, тот для удобства опустился на колено и ответил.

Талея маячила рядом. Банкан без особого труда подслушал разговор.

– Но-о господин на-астаивает, чтобы вы-ы пришли сейча-ас же, – упорствовал филин.

– Да ведь поздно уже, – возразил Джон-Том, – и холодно. Почему нельзя подождать до завтра?

– Господин Клотагорб это-ого не объяснил, – проухал филин. – Он просил, чтобы вы-ы пришли сейчас. Прикажете вернуться и сказать, что-о вы-ы не придете? Зна-аете, что он со-о мной сделает?

– Ну, раз уж такая срочность… – Джон-Том встал и повернулся к Талее. – Ты слышала? Надо идти. Я понимаю, поздновато уже, но это, должно быть, важно.

Талея не сводила с него ледяного взгляда.

– Надеюсь, ты не намерен снова отправиться на поиски дурацких приключений?

Он шагнул к жене и положил ладони ей на плечи.

– Талея, вспомни, когда ты была беременна, я дал слово, что со всем этим покончено. У меня семья, дом и респектабельная профессия. Это превыше всего. Те времена, когда мы с Маджем странствовали и попадали в передряги, давно уже – достояние истории.

– Это тебе так кажется, – возразила Талея. – Но клянусь всеми пертурбациями эфира: если это яйцекладущее соблазнит тебя очередной безумной экспедицией, я, конечно, противиться не стану, просто отрублю тебе ноги и запру их в чулане. И ступай без них хоть на край света.

– Ну что ты, любимая. – До Банкана донеслось эхо сочного поцелуя. – Клотагорб всего-навсего хочет посоветоваться. Правда, Мальвит?

Джон-Том оглянулся на филина.

– Да-а, господин Джон-Том, насколько мне дозволено знать. С вами и еще с одним.

Джон-Том нахмурился.

– В этом еще кто-то участвует?

– Об этом не зде-есь! Не зде-есь! – Подпрыгивая, филин взволнованно забил крыльями по бокам. – Мы-ы и так слишком задержа-ались.

– Ладно, позволь хоть плащ взять. – Джон-Том помедлил у открытого шкафа. – Как думаешь, дуара мне не понадобится?

– О-о волшебстве ре-ечи не велось, – ответил филин. – То-олько о разговоре.

– Вот и хорошо.

Джон-Том закутался в радужный плащ из ящеричной кожи, еще раз поцеловал Талею и вместе с нетерпеливым филином скрылся в вечернем сумраке.

Когда мать вернулась в кухню, Банкан проявил демонстративный интерес к куску пирога.

– Ну, и зачем он приходил?

Стоя у мойки, Талея смотрела в овальное окно на темную реку. Она была непоколебима.