– Ее часы?

Я киваю.

Вау записывает.

– Хорошо, – говорит он. – Особенно то, что это именно часы. По ним можно определить человека.

– К тому же у тебя появляется предлог, – добавляет Брудье. – Повод ее найти, помимо того, чтобы присунуть ей еще пару раз, чтобы выкинуть из головы. Можешь сказать, что хочешь вернуть часы.

Полчаса назад доска была пустой, а теперь она заполнена наполовину этими кружочками, тонкими нитями, которые связывают меня с ней. Вау тоже поворачивается лицом к доске.

– Принцип взаимосвязанности, – говорит он.

В ходе следующей недели один за одним кружочки на доске Вау превращаются в кресты, рвутся связи, которых, как я понимаю, никогда и не было. «Мир тесен» предлагает туры подросткам вместе с родителями, так что он отпадает. В «Уезжай» сказали, что не помнят темноволосой девушки с бобом и золотыми часами. «Суперприключения» отказываются выдавать информацию о своих клиентах, «Крутая Европа», похоже, закончила свое существование, а «Молодежные туры!» не берут трубку, хотя я оставил несколько сообщений и писал по электронке.

Это все очень угнетает. Да и трудно, ведь они находятся в других часовых поясах, а еще и Ана Лусиа становится все более подозрительной. Она недовольна тем, что я стал чаще уходить, хотя я говорю, что, типа, вступил в футбольный клуб.

Однажды уже после одиннадцати у меня звонит телефон.

– Твоя девушка? – бесстрастно спрашивает Ана Лусиа. «Моей девушкой» она называет Брудье, так как считает, что с ним я провожу больше времени, чем с ней. Говорит она это в шутку, но я каждый раз испытываю укол вины.

Я беру трубку и ухожу в другой угол комнаты.

– Алло. Я ищу Уиллема де Ройтера, – говорят на английском, коверкая мое имя.

– Да, здравствуйте, – отвечаю я, притворяясь, будто это деловой разговор, поскольку Ана Лусиа рядом.

– Уиллем! Это Эрика из «Молодежных туров!» насчет пропавших часов.

– А, хорошо, – говорю я беззаботно, хотя Ана Лусиа уже подозрительно щурится, и до меня доходит, что это из-за языка – с ней я тоже говорю по-английски, но с друзьями только по-голландски.

– Мы своим клиентам предоставляем страховку на случай утери или кражи ценных вещей, так что если бы девушка потеряла что-нибудь дорогое, она бы подала претензию.

– А, – отвечаю я.

– Я проверила все заявки, был лишь украденный в Риме айпад и браслет, но их нашли. Если вы знаете имя девушки, я могу проверить еще раз.

Ана Лусиа уже демонстративно на меня не смотрит, так что я знаю, что слушает она очень внимательно.

– Сейчас не могу сказать.

– А. Ну ладно. Сможете перезвонить позже?

– Тоже не смогу.

– Ох. Вы уверены, что это были именно «Молодежные туры!»?

Вся эта история с пропажей напоминает мне эти треснувшие часы. Даже если это точно то агентство, все равно никто не знает о том, что Лулу потеряла часы, ведь к тому времени официально тур уже закончился. Это фикция. Все это – вымысел. А правда в том, что я ищу девушку, имени которой не знаю, которая лишь едва похожа на Луизу Брукс. И вслух я в этом признаться не могу. И не хочу. Это бред.

Эрика продолжает.

– Знаете, вожатой в этом туре была одна из наших самых опытных сотрудниц, она точно в курсе, пропадало ли там что-то. Дать вам ее номер?

Я поворачиваюсь к кровати. Ана Лусиа поднимается, скидывает одеяло.

– Ее зовут Патриция Фоули. Дать вам ее номер?

Ана Лусиа встает и идет ко мне, совершенно нагая, словно знает, что ставит меня перед выбором. Но это и не выбор никакой, ведь другого варианта, по сути, нет.

– Не надо, – говорю я Эрике.

* * *

На следующее утро я просыпаюсь от стука. Щурясь, я смотрю на стеклянную дверь. Это Брудье с какой-то сумкой, он прижимает палец к губам.

Я приоткрываю дверь. Он всовывает голову и отдает мне сумку.

Ана Лусиа с недовольным видом начинает тереть глаза.

– Прости, что разбудил, – кричит он ей. – Я хочу его похитить. У нас матч. Лапландцы поражены, так что теперь играем с Висбаденом.

Лапландия? Висбаден? Ана Лусиа в футболе ничего не смыслит, но это уже перебор. Но, судя по лицу, эти названия у нее подозрений не вызывают, она просто недовольна, что Брудье так рано приперся.

В сумке чья-то старая форма – толстовка, шорты, бутсы, и тонкий спортивный костюм, чтобы надеть сверху. Я смотрю на Брудье. Он – на меня.

– Иди, переодевайся, – говорит он.

– Ты когда вернешься? – спрашивает Ана Лусиа. Костюм мне коротковат на несколько сантиметров. Не знаю, заметила ли она.

– Поздно, – отвечает Брудье. – Игра на чужом поле. Во Франции. – Он поворачивается ко мне. – В Довиле.

Довиле? Нет. Поиск закончен. Но Брудье уже в дверях, а Ана Лусиа скрестила на груди руки. Расплата мне уже обеспечена, так что можно и преступление совершить.

Я подхожу к ней и целую.

– Пожелай мне удачи, – прошу я, на секунду забыв, что играть я не буду, по крайней мере, в футбол, и что уж ей меньше всех на свете была бы выгодна моя удача.

Хотя она все равно не желает.

– Надеюсь, вы просрете, – говорит она.

Туристический сезон в Довиле закончился, приморский курорт уже закрыт на замок; с ЛаМанша дует холодный ветер, словно хлещет кнутом. Уже издалека я вижу морской вокзал, в сухом доке рядами стоят лодки, мачты вынуты из гнезд. Мы подходим, и оказывается, что он вообще закрыт, как на зимнюю спячку. И похоже, это верное решение.

Мы приехали сюда в машине Лин. Когда мы только сели, в ней пахло лавандой, а теперь по непонятной причине – мокрой и грязной одеждой, мальчики постарались. Вау накануне поздней ночью нашел баржу с названием «Виола», и решил, что надо ехать во Францию.

– Не проще ли позвонить? – спросил я, когда мне изложили план. Но нет. Им кажется, что надо ехать. Естественно, они-то оделись нормально, а я в этом жалком спортивном костюме. И им терять нечего, разве что один день учебы. Мне вообще-то и того меньше, но кажется, как будто бы больше.

Мы принялись колесить по лабиринту причала, наконец отыскали офис, но он оказался тоже закрыт. Ну, естественно. Ноябрь, уже четыре часа и темно; любой здравомыслящий человек уже нашел себе теплую норку.

– Ну, значит, придется искать ее самим, – говорит Вау.

Я оглядываюсь. Со всех сторон лес мачт.

– Не представляю, как это сделать.

– Тут есть какая-нибудь сортировка по типу судов? – спрашивает он.