Ему оставалось лишь спрятать их в горах и надеяться, что обратный поток индейцев их не захлестнет.

Харрис коротко рассказал об ограблении и бегстве компании Фултона, но Шалако это не касалось.

Он направился в голову маленькой колонны. Ирина пристроилась рядом. Когда они проходили мимо фон Хальштата, тот взглянул на них, но ничего не сказал.

— Почему вы вернулись? — вдруг спросила она.

Если ответ существовал, Шалако его не знал, он не был склонен к самоанализу и поискам мотивов. Если их застанут на открытом месте, никаких шансов на спасение не останется.

Не зная ответа на ее вопрос, он и не пытался его отыскать, а молча шел рядом. Они оторвались от колонны, и ничто не мешало им слушать пустыню.

На очередном привале Шалако присел около носилок и свернул в темноте самокрутку. Тщательно прикрывая, он зажег ее и протянул Крюгеру.

Немец глубоко и благодарно затянулся.

— Приятные мелочи, — сказал Крюгер.

— Да.

— Далеко?

Человек был за пределами правды и лжи и проявил себя храбрецом.

— Дальше, чем я сказал. Вы поймете.

— Хорошее место?

— В конце придется трудно, Ханс. Надо будет взбираться по серпантину, но место хорошее.

— Не думайте обо мне.

На фоне неба вздымалась громада горы Гиллеспи, все еще в нескольких милях впереди. Проход, к которому он их вел, располагался на юге горы. В этом месте скалы отступали более чем на тысячу футов, и между ней и каньоном Слоновьего холма находилось убежище. У начала Заповедного каньона была вода, а угол, где сходились два каньона, был хорошо защищен.

— Не думаю, что вы давно живете на Западе, — сказал Крюгер, — генерал удивился, когда вы упомянули Вегеция и Жомини.

— На Западе люди отовсюду, — ответил Шалако. — Запад — безлюдная страна, и сюда едут с Востока, из Европы, даже из Китая. Убитый вместе с Кастером у Литтл Биг-Хорн офицер служил прежде в папской гвардии Ватикана. Я знал скотовода в Нью-Мексико, бывшего гвардейца королевы Виктории из полка «Колдстрим». Один маршал на Индейской Территории служил во французской армии. Кем бы ни были жители Запада — богачами, бедняками, нищими, ворами — это сильные люди, иначе они не приехали бы на Запад. А из тех, кто приехал, выживают сильнейшие.

— А вы?

Легкий ветерок принес запах дыма. Шалако выругался.

— На юге индейцы.

— А вы? — настаивал Крюгер.

— Перекати-поле — вот и все. Земли здесь обширные, во многих местах я еще не был, а многие хочу увидеть снова. Человек — то, что он есть, и то, что он делает. Я не спрашиваю, откуда он или кем был раньше… это все не важно. Важно, каков он, важны его поступки, а не его происхождение. — Шалако встал. — Я знаю — в Европе по-другому.

— Не совсем, — сказал Крюгер, — но род важен. — Он помолчал и добавил: — Происхождение важно.

— Союз между аристократами порождает слабость так же часто, как и силу, трусость так же часто, как и храбрость. Сомневаюсь, что, когда сводят две линии крови, думают о добродетели или храбрости. Думают не о людях, а о состояниях.

— В ваших словах что-то есть, — нехотя признал Крюгер.

Снова выйдя в голову колонны, Шалако обратился ко всем сразу:

— Никакого шепота, даже чиха. Если что-нибудь уроните, вы уроните собственную жизнь. Ни спичек, ни сигарет… на юге индейцы.

Дымом от костра потянуло от Ковбойского источника, или даже от другого, который за холмом. Спокойствия это не прибавило. Когда они снова двинулись в путь, впереди пошел Баффало, а Хардинг и Шалако взялись за носилки.

Эдна Даггет едва волочила ноги. Жюли, хотя не отставала, но выказывала явные признаки усталости. Они шли, останавливались для короткого отдыха… шли опять… без носилок они добрались бы до места к рассвету. Поднявшийся ветер уже настроил виолончели пустынных кустарников, впереди вздымалась черная стена горы, вершины ее уже коснулся розовый проблеск. Темнота нехотя отступала в узкие пасти каньонов.

Над горизонтом — ни дымка. У подножия горы, где поток пробил русло в нагромождении камней, они сделали привал. Чарлз и Эдна сидели, обнявшись, перед лицом катастрофы находя утешение друг в друге. У Лоры глаза казались больше, щеки ввалились.

Не изменился, похоже, только Ханс Крюгер.

Тощий, нервный Мако, походивший скорее на доктора философии, чем на повара, поднял взгляд на подошедшего Шалако.

— Я могу приготовить кофе, сэр, — предложил он.

— Нет.

Шалако разрешил отдыхать почти час, поскольку у Даггетов уже не оставалось сил.

В тени гор было прохладно. Перед ними лежала пустыня — бежевая, испещренная тенями облаков и зарослями кустарника. Ежась от холода, Жюли Паж смотрела в пространство. На лице фон Хальштата пробилась щетина, он мрачно глядел в песок. Граф Анри отдыхал, непринужденно прислонившись к камню.

Сидя на корточках, Шалако из-под полей шляпы изучал своих спутников, прикидывая возможности каждого.

Фон Хальштат был как сталь. Что ни говори, он обладал силой, телесной и духовной. Происхождение, считают, все верно. Таких специально выводят для офицерского корпуса прусской армии… и все-таки что-то упустили.

Анри — аристократ, все еще хранивший аристократизм. Может, физически он и слабее, но моральный дух у него выше, а он стоит не меньше физической силы.

Шалако поднимал отряд в дорогу, когда услышал легкий, как дуновение ветра, шум. Он снял шляпу и стал медленно поднимать голову, пока глаза не оказались над обрывом. На расстоянии не больше пятидесяти ярдов от них ехали вереницей четверо апачей.

Одетые только в штаны, с ружьями в руках, они шагом приближались к руслу потока, где пряталась колонна Шалако. Но пересекали его в пятидесяти — шестидесяти ярдах выше беглецов. К счастью для Шалако, индейцы смотрели в другую сторону, когда его голова показалась над краем обрыва.

Фон Хальштат стоял рядом, его глаза загорелись, и он стал поднимать ружье. Шалако нагнул ствол вниз, немец вырвал ствол из его руки и снова прицелился. В это мгновение один из апачей взглянул в их сторону.

— Пусти, дурак, — прошептал фон Хальштат. — Я его убью.

— А женщины? Хотите, чтобы они погибли вместе с вами?

Их глаза встретились, в это время апачи спустились в русло за небольшим изгибом, поэтому их было не видно, но все слышали, как лошади индейцев выбираются из русла.

— Еще раз поднимешь на меня руку, — сказал фон Хальштат, — и я убью тебя.

— Видали таких… — отозвался тихо Баффало.

— Из-за одного индейца нас прижмут здесь без воды, — сказал Шалако. — Через два часа на этом месте будет настоящее пекло, а в конце дня и того больше.