– А ты сама не хочешь попробовать помыть полы? – вдруг осмелела Мика, и тут же пожалела о сказанном. Даже язык прикусила.

– Логично. Но, дорогая Мика, полы я мыть не умею. И драить плиту – тем более. Но учитывая тот факт, что я снимаю у тебя часть комнаты, я предлагаю тебе заплатить за найм плюс за уборку. Сто левов тебя устроит?

И пока Мика соображала, как ей отреагировать на это, еще не понимая, шутят ли с ней по-доброму или издеваются, к ней на подушку упало две купюры по пятьдесят левов. Для нее это были очень большие деньги, особенно сейчас, когда она была совсем на мели.

– Ты серьезно? – Она приподнялась на локте, волна спутанных густых кудрей упала ей на плечи. – Или ты так шутишь?

– Нет, я не шучу. Давай уже, поднимайся, умывайся, принимайся за работу. А я пока что отправлюсь искать киоск с газетами. Думаю, у меня хватит ума найти объявление о витражах. Ведь кто-то же сделал этот красивый витраж на окне моего отеля. Отель, предполагаю, новый, значит, есть шанс найти мастера-витражника, поговорить с ним и, главное, узнать адрес отеля! И как только мы его найдем, так наша жизнь сразу же изменится в корне! Мы с тобой, Мика, разбогатеем! Ты мне только скажи, как будет по-болгарски «витраж», остальное я сделаю сама.

– Женя… – Мика и сама не заметила, как растрогалась и начала плакать, – Зачем ты так? Приноси газеты, и мы вместе с тобой найдем объявление про эти…

– Витражи, – подсказала Женя. – Итак? По-болгарски это звучит…

– «Стьклопис».

– Надо же, и точно! Писать по стеклу. Отлично. И сколько ты возьмешь с меня за перевод объявлений?

– Нисколько, – Мика почти нежно вернула ей купюры. – Мне не нужны никакие деньги. Я пригласила тебя как гостью. И комнату уберу так, что ты ее не узнаешь. Прости меня.

– А ты – меня, – И Женя сама подошла к ней и обняла. Она шмыгнула носом, и Мика поняла, что ее новая подруга такая же эмоциональная и чувствительная, как и она сама.

– Ну, все! Я пошла.

Киоск с табличкой «Лафка» она обнаружила на перекрестке, наискосок от отеля «Черное море». На специальных подставках сверкали на утреннем солнце ряды глянцевых ярких журналов. От самого киоска слабо тянуло запахом свежей типографской краски. Женщина явно пенсионного возраста, но активно пользующаяся косметикой, улыбнулась ей, как старой знакомой.

– Мне бы газеты с объявлениями купить, хочу сделать… М-м-м… Стеклопис на окне. Мне нужен хороший мастер.

– Ясно. Сейчас, минуточку.

И вдруг прямо перед Женей возник какой-то громила. Смуглый, жирный, в белых шортах и синей майке. От его волос, длинных, черных и блестящих, кисло пахло дешевым одеколоном. Перед лицом Жени повисла его тяжелая толстая щека с отросшей темной щетиной. Он протянул в окошко желтую картонку и сказал что-то о печали. Женщина, извинившись перед Женей взглядом, проделала какие-то манипуляции с компьютером и выдала этой грубой обезьяне две купюры по пятьдесят левов. Точно такие же деньги, которыми Женя недавно пыталась подкупить расклеившуюся, находящуюся в унынии Мику. Мужик ушел, Женя уставилась на продавщицу киоска с выражением полного недоумения.

– Он сказал, что опечален, что ему грустно, протянул вам карточку, и вы выдали ему целых сто левов! Вы всем таким вот, находящимся в печали, выдаете деньги?

Женщина так расхохоталась, что, будь у нее искусственная челюсть, точно выпала бы и вылетела бы на тротуар через окошко.

– Ну, рассмешили… – сказала она, успокоившись. Если бы не легкий акцент, Женя приняла бы ее за русскую. – Он сказал слово «печалба», что означает «выигрыш». Он выиграл в лотерею сто левов. Хотите тоже попробовать? Вот, «Златна пирамида»!

И киоскерша веером раскрыла перед ней желто-коричневые картонные билеты.

– И часто бывает… Эта…

– Печалба? Да, регулярно. Но такие вот крупные суммы не так часто, честно скажу.

– Ладно, тогда я тоже попытаю счастья. Сколько стоит один билет?

– Пять левов.

– Хорошо, тогда давайте два.

И Женя, порывшись в кармане джинсов, где у нее было довольно много денег, оставшихся после кутежа с Микой в морском ресторане, протянула десять левов.

– А как узнать, выиграла я или нет? Сколько понадобится времени?

– Можете узнать прямо сейчас, я просканирую его за секунду, но, думаю, вам приятнее будет медленно, с наслаждением, – тут накрашенные губы милейшей киоскерши растянулись в улыбку, – почистить каждую клеточку с цифрами, сравнивая вот с этими, в столбиках…

И она подробно рассказала о правилах игры.

Поблагодарив женщину и напутствуемая ее «късмет», что означало «удача» (как не поленилась выяснить Женя), она отошла в сторону, в маленький сквер, села на скамейку и принялась монеткой расчищать цифры в столбике, чтобы потом сравнить с цифрами в пирамидках. И когда поняла, что выиграла двадцать пять левов только первым билетом, принялась трудиться над вторым. Еще пятнадцать левов. Итого – сорок! Чистой прибыли – тридцать левов! Это пятнадцать евро. Недурно.

Она вернулась и купила на все восемь билетов. Продула. Достала сто левов, купила еще двадцать, снова вернулась на скамейку. И снова – ни одного выигрыша. Возвращаться к знакомой киоскерше ей было уже стыдно, и она отправилась искать другой киоск. И так далеко зашла, что ей пришлось внимательно оглядеться, чтобы увидеть свой основной варненский ориентир – башню отеля «Черное море». Купив еще десять билетов «Золотой пирамиды» и снова все проиграв, она почувствовала холодок внутри. И легкую тошноту. Деньги почти закончились. Даже те, что она предлагала Мике. Если бы она взглянула себе под ноги, то увидела бы сверкающие в молодой травке свои сережки, которые Мика обронила, доставая пачку сигарет из кармана. Судьбе было угодно, чтобы она проиграла все свои (вернее, Сонины) деньги именно на той скамейке, где потеряла ее собственные бриллианты Мика. Так Варна проглотила все, что у них было.

Как возвращаться обратно к Мике? Та наверняка намыла полы, отчистила от жира плитку, полила цветы и теперь дожидалась возвращения Жени, чтобы сварить ей кофе.

Женя возвращалась «домой» новой дорогой, петляя по старинным улочкам Варны. На ее пути то и дело попадались пекарни, сквозь чистые прозрачные витрины которых она могла наблюдать, как народ объедается теплой сдобой. И ей так захотелось этой выпечки – не важно, пусть даже с соленой брынзой, – что даже желудок свело.

Добравшись до густого садика перед домом Мики и осмотревшись, Женя поняла, что залезать на яблоню, чтобы пробраться в квартиру Сони сейчас, днем, когда ее могут увидеть буквально все жители этого роскошного многоквартирного дома, она не может. Но если она заберется на крайнюю террасу, то ее сможет увидеть только Мика. И больше никто. И Женя, подгоняемая голодом и чувством вины за то, что промотала за один час целую кучу денег, дошла до самого края террасы, расположенной так низко, что на нее можно было залезть, просто подтянувшись и перемахнув через перила, вскоре оказалась среди густо растущих в горшках олеандров и гибискуса. Конечно, в квартире могли быть люди, и на этот случай у нее была только одна возможность избежать шума и скандала – просто перепрыгнуть через перила и скрыться в густых зарослях садика, убежать. Но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Если ей удастся раздобыть денег, то сегодня вечером они с Микой отправятся в тот же ресторан и закажут себе шампанского!