Первые работы мексиканских графиков и их приветственное письмо советским художникам были отправлены в СССР уже в ноябре 1943 года[190]. Однако замысел Уманского был более масштабным. Для того чтобы он осуществился, в 1944 году посол начал переговоры с мексиканскими художниками о передаче произведений в дар Советскому Союзу[191], а затем и с Институтом мексиканско-русского культурного обмена — о помощи в организации этого процесса.

Институт мексиканско-русского культурного обмена, или, сокращенно, Мексиканско-русский институт (МРИ), был основан 14 марта 1944 года деятелями культуры и искусства Мексики[192]. Главной его миссией, сформулированной генеральным секретарем института, известным общественным деятелем Виктором Мануэлем Вильясеньором, было «ознакомление мексиканцев с русской культурой, и СССР — с мексиканской»[193]. В рамках этой очень широкой задачи институт вел активную работу во многих направлениях: издавал журнал Cultura Sovietica, организовывал фотовыставки и лекции о жизни в СССР, распространял книги российских и советских писателей, организовывал кинопоказы. Идею Уманского о передаче произведений мексиканских живописцев и графиков руководство института поддержало и, несмотря на препятствия, в течение нескольких лет довело этот непростой проект до отправки произведений в Советский Союз.

25 января 1945 года Константина Александровича Уманского не стало. Он и его жена, Раиса Михайловна Уманская, погибли в авиакатастрофе во время официального визита в Коста-Рику, куда Уманский был по совместительству назначен послом. Начатые им проекты были приостановлены. Лишь после вступления в должность нового посла, Александра Николаевича Капустина, в октябре 1945 года советское диппредставительство подготовило проект письма с благодарностью художникам, которые к тому времени уже выразили готовность подарить СССР свои произведения. Работу по подготовке дара продолжил Мексиканско-русский институт. В марте 1947 года секретарь института Cамуэль Васконселос передал произведения мексиканских художников, собранные МРИ, в распоряжение советских властей.

Церемония передачи произведений мексиканских художников Советскому Союзу. Секретарь Мексиканско-русского института Cамуэль Васконселос и посол СССР в Мексике А. Н. Капустин. Мехико, март 1947. Из журнала Cultura Sovietica. № 31. Май 1947

В сопроводительном письме на имя Капустина он писал: «Передаю Вам часть картин, гравюр и фотографии, которые выдающиеся мексиканские художники любезно подарили, при посредничестве Института мексиканско-российского культурного обмена, Музею нового западного искусства в Москве, чтобы эти образцы стали в нем постоянными экспонатами, представляющими мексиканское искусство»[194]. Внизу были перечислены имена дарителей: Игнасио Агирре, Рауль Ангиано, Луис Ареналь, Альберто Бельтран, Анхель Брачо, Артуро Гарсия Бустос, Франсиско Досамантес, Фрида Кало, Хоакин Клаузель, Ольга Коста, Лола Куэто, Леопольдо Мендес, Франсиско Мора, Хосе Чавес Морадо, Исидоро Окампо, Фернандо Пачеко, Хулио Приeто, Хосе Мария Гуаделупе Посада, Эверардо Рамирес, Карлос Ороско Ромеро, Хесус Эскобедо, Пабло О’Хиггинс, Рамон Сосамонтес, Альфредо Сальсе, Мануэль Альварес Браво и Дорис Хейден[195].

Безусловно, большинство этих художников объединяли просоветские симпатии: многие из них придерживались левых убеждений, и почти все участвовали в антифашистском движении 1930–40-х годов. Многие из них входили в Лигу революционных писателей и художников (Liga de Escritores y Artistas Revolucionarios, LEAR) и в объединение «Мастерская народной графики». В то же время в этом списке — художники нескольких поколений: знаменитый карикатурист и график Хосе Гуадалупе Посада, единственный мексиканский импрессионист Хоакин Клаузель и (на тот момент 19-летний) ученик Фриды Кало Артуро Гарсия Бустос. Широкий возрастной спектр, разнообразие стилей и техник свидетельствуют о том, что выбор авторов и их произведений был призван продемонстрировать советскому зрителю все возможности и все лучшие силы мексиканского искусства первой половины XX века.

В декабре 1947 года произведения прибыли в Москву[196]. Для современного зарубежного искусства в СССР трудно было придумать более неудачное время: начало холодной войны, внешнеполитические кризисы, борьба с космополитизмом и непрекращающаяся с 1930-х кампания против формализма сводили внешние культурные контакты к минимуму. Мексиканцы предполагали, что принимающей стороной дара будет Государственный музей нового западного искусства. Несмотря на многочисленные трудности в работе, музейное собрание постоянно пополнялось, сохранялась общая тенденция к расширению коллекции, а международная репутация музея и его внешнее позиционирование советскими властями оставались неизменными вплоть до его расформирования в конце 1940-х.

Хесус Эскобедо. Аделита. 1945. Бумага, литография. Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина

В августе 1945 года в журнале Cultura Sovietica была опубликована большая статья, подробно описывающая коллекции Музея нового западного искусства. После этой публикации мексиканские художники и представители Мексиканско-русского института естественным образом рассматривали именно этот музей как место для будущего показа своих работ[197]. Кроме того, в 1945 году ГМНЗИ фактически являлся единственной возможной выставочной площадкой для современного зарубежного искусства[198].

Мексиканский дар по прибытии в Советский Союз оказался в подвешенном состоянии и под подозрением. Официальной принимающей стороной вместо ГМНЗИ стало Всесоюзное общество культурной связи с заграницей[199].

В составе дара не было ни перечня работ, ни списка авторов — ничего, кроме картин и графических листов, да и само их прибытие для сотрудников ВОКС было неожиданностью. Первое время они пытались понять, как им действовать и куда определить вновь прибывшие произведения. Роль вершителя судеб мексиканского дара выпала советскому историку искусства Владимиру Семеновичу Кеменову, в те годы — председателю правления ВОКС. На протяжении своей долгой и успешной карьеры он занимал практически все связанные с культурой ключевые посты в СССР[200]. Сложно сказать, знал ли Кеменов об этом даре до его прибытия. За полгода до того, как работы оказались в Москве, Кеменов встречался с послом Мексики в СССР Лусиано Хосе Хоубланком Ривасом[201], который выражал желание организовать выставку мексиканских художников в Москве. В своем рабочем дневнике Кеменов записал: «Я ответил, что это — интересное предложение, но осуществить его сейчас трудно из-за отсутствия свободного выставочного помещения. Я добавил, что у нас уже есть на очереди другие выставки, что экспонирование каждой из них сопряжено с трудностями такого рода. Югославскую выставку нам тоже удалось организовать не сразу, и ВОКСу помогло то обстоятельство, что в Музее изящных искусств оказался свободный зал. Раньше, до войны, подобного рода выставки экспонировались в Музее современной западной живописи, который сейчас ремонтируется после повреждений, причиненных ему во время воздушных налетов. Когда этот музей будет вновь открыт, мы сможем вернуться к обсуждению поставленного Вами вопроса»[202].

Так или иначе, к фактическому прибытию произведений никто в ВОКС готов не был и все вопросы обсуждались и решились уже постфактум. Заведующий отделом Америки И. Д. Хмарский подготовил Кеменову докладную записку с собственной оценкой подаренных работ («большинство присланных произведений представляют собой образцы формалистического разлагающегося буржуазного искусства») и предложениями по дальнейшей работе самого разного рода — от узкопрактических (запросить телеграфом характеристики художников, организовать просмотр мексиканских картин и графики на заседании