самой минуты, когда Лена заподозрила его в причастности к исчезновению Тесс, все шло именно к этому. Лена сторонилась Деклана, но Бостон — город маленький. Да и кто поручился бы, что в конце концов она не проговорится ему о расследовании?

Особенно после того, как Деклан принялся нещадно эксплуатировать образ сестры для продвижения своей кандидатуры на выборах в конгресс. Всякий раз, разливаясь соловьем перед избирателями, Деклан твердил, что его сестра сбежала из дому в мечтах о новой и счастливой жизни. О том, что ее, возможно, убили, он даже не заикался.

А Рид никогда особо не дружил с ним, чтобы спросить, почему, как ему кажется, за все эти годы Тесс не подала о себе весточки.

— Это ты убил ее, а? — засопел Деклан, подтверждая подозрения Рида. — Ублюдок долбаный!

«Ах, Лена, Лена, что ты натворила? Для чего все это затеяла?»

Зачем, зачем ворошить прошлое? Причинять боль? Копаться в тайнах?

Рид судорожно сглотнул. Напряженные, злющие, они с Декланом стояли друг против друга, но Риду почему-то мерещилось, что он безвольно валяется на полу, а его тело превращается в огромный кровоподтек.

Ему захотелось крикнуть: «Я не убивал Тесс!» — но из его груди вырвалось лишь:

— Ты же уверен, что она жива…

Он знал, что за первым ударом последует второй, но апперкот Деклана застал его врасплох. Рид рухнул на журнальный столик, и край стола больно воткнулся ему в бок.

— Подонок! — выплюнул Деклан и сильнейшим ударом отбросил Рида на пол. — Я тебя уничтожу!

Он занес ногу и мыском ботинка размашисто заехал сопернику под саднящее ребро. Трясущийся Рид свернулся калачиком.

«Прикрой живот. Почки не отвалятся. Прикрой…»

Пинком Деклан приподнял его и отправил в скользящий полет по гладкому мрамору.

— Вставай! — взревел Деклан. Эхо его голоса обухом ударило Рида по голове, грозя разорвать барабанные перепонки. — Вставай!

Рид, затаив дыхание, не шевельнулся.

— Дерись как мужчина!

Деклан вновь пихнул его ногой, но уже не так остервенело, как раньше. Это был удар-предупреждение. Удар — восклицательный знак.

Рид, затаив дыхание, не шевельнулся.

— Подымайся!

Этому гортанному, звериному рыку невозможно было сопротивляться: он проникал под кожу и в кости, заполнял собой поры тела, безжалостно и свирепо давил на позвоночник.

Рид, затаив дыхание, не шевельнулся.

— Мерзавец, — буркнул Деклан, издав горлом угрожающий клокот.

Затем вытянул губы, всосал воздух и смачно харкнул Риду в лицо. Горячий плевок растекся по набухавшему на скуле багрово-зеленому синяку.

Рид хотел утереться, но плевок клеймом прожег его кожу. Такое тавро рукавом не сотрешь.

Деклан присел на корточки и навис над его скрюченным телом:

— Если я обнаружу хотя бы одну мало-мальскую улику, указывающую на то, что ты убил мою сестренку, ты не сядешь пожизненно, ты — ляжешь.

Он выпрямился, ткнул носком ботинка в многострадальное ребро Рида, прижал ногу и закончил:

— Я вгоню тебя живьем в землю.

Рид, затаив дыхание, не шевельнулся.

Он впитывал в себя боль, он сживался с нею, он к ней привыкал.

В комнате, стискивая грудь Рида, повисла тишина, такая же давящая, как ступня Деклана, как его уничижительное презрение. Напрасно Деклан ждал, что он вот-вот встряхнется, вскочит на ноги и задаст ему трепку. Или поклянется в своей невиновности. Деклан не понимал, что это выше сил Рида, что он давным-давно сломлен.

Разве человек, не знающий, что такое ежедневные издевательства и побои, способен оценить мужество бедолаги, смиренно принимающего удары и подставляющего вторую щеку? Рид праздновал труса ради сыновей. Ради них он стерпел заносчивый плевок Деклана. Потому что все это было неважно. А важным были только Майло и Себастиан, для которых отец оставался единственным защитником, готовым ценой собственной жизни уберечь их от смерти, бесконечных унижений и оскорблений.

Рид не шелохнулся. Деклан грязно выругался и ушел, громко хлопнув дверью.

Звенящая тишина оглушила Рида, и он потуже сжался в комок, боясь, что Деклан вернется и прикончит его. Прошла минута, другая, но никто так и не приставил дуло пистолета к его виску, не двинул в челюсть каблуком со стальными набойками. Не разнес череп.

Мускул за мускулом Рид расслабил онемевшие члены: разжал стиснутые кулаки, уронил вдоль тела руки, обхватившие голову, распрямил спину, прикрывавшую хрупкие внутренние органы.

Облегченно выдохнул, немного поелозил по полу, улегся навзничь и устремил взгляд в потолок, приноравливаясь к новым, не испытанным ранее болевым ощущениям.

И вдруг он услышал…

…поскуливание.

«Только не это!»

Медленно, невыносимо медленно он повернул голову и увидел Себастиана, не спускавшего с него влажных, блестевших от слез глаз. Подтянув колени к подбородку, мальчик сидел, скорчившись, в коридоре и, кусая нижнюю губу, сдерживал рыдания.

Бессловесные муки Себастиана режущей болью полоснули по сердцу Рида. Он скрючился, словно пойманная на крючок рыба. Никакой Деклан не мог причинить ему страданий хуже.

В какой-то момент жизни Рид осознал, что добро не всегда побеждает кулаками и по-настоящему сильный человек иногда может упасть, чтобы снова подняться и оградить от беды тех, кто слабее его.

Так, по крайней мере, он внушал себе, пытаясь спасти Майло и Себастиана от разгулявшегося в их доме насилия.

Впрочем, возможно, он просто отговаривался, а истина лежала на стороне Деклана, считавшего его бесхребетной тряпкой.

Да и был ли он когда-нибудь бравым парнем? Стойким и сильным духом мужчиной, отстаивавшим свои убеждения? Струилась ли по его венам когда-либо горячая кровь, и если струилась, то что ее охладило? Его самонадеянность? В глазах Виолы он видел тьму, в глазах Майло и Себастиана — череду всех своих ошибок и неудач.

— Почему ты не дал ему сдачи? — прервал гнетущую тишину звонкий мальчишеский голос.

Рид зажмурился: лицо сына исказилось от отвращения. Как у Деклана.

— Не знаю, дружок, — пробормотал он и запнулся — заныла челюсть, которой он так славно проехался по мраморному полу. — Но, вероятно, уже пора. Пора отвечать ударом на удар.

11. Гретхен. Наши дни…

Оторвавшись на секунду от разбросанных повсюду папок с Лениными документами, Гретхен взглянула на Маркони. Детектив поднялась со стула, обтерла ладони о джинсы и сладко потянулась:

— С меня хватит. Я тут ночевать не намерена.

Хруст закостеневших от долгого сидения позвонков напомнил Гретхен звук открывшейся потайной ниши. Гретхен незаметно ухмыльнулась — интересно, на какую выемку на теле Маркони надо нажать, чтобы она выставила напоказ свои внутренности? С каким удовольствием Гретхен поигралась бы с ними.

— Вот поэтому мне никто не верит, когда я заявляю, что Бостонское полицейское управление вовсе не сборище бездельников и лентяев, — упрекнула ее Гретхен, но Маркони лишь комично фыркнула.

Эмпаты редко воспринимали Гретхен всерьез, особенно когда она говорила