Впрочем, для него, врача с более чем двадцатилетним стажем, эти видения были вполне привычны – точнее, их пересказ пациентами.

– Вы думаете, у Марсианского Сфинкса тоже есть стражи? – Доктор задал этот вопрос исключительно для того, чтобы вывести Ковалева из оцепенения.

– Я не знаю, Виктор Палыч, я ничего не знаю, – безжизненно и не сразу ответил Ковалев. – Что-то внутри меня, в глубине… – Он прикоснулся рукой к виску и тут же безвольно уронил ее. – И все это вовсе не случайно… Хотя… все равно и это – тоже пустота. Маска. Вся Вселенная – это маска, и у каждой вещи тоже есть своя маска. Можно создавать новые маски – например, Черную Маску Смерти.

– Понятно, Игорь Владимирович. – Доктор Самопалов оглянулся на неутомимого Левченко и поднялся со стула. – Постарайтесь думать о чем-нибудь кроме Марса, масок и пустоты. Свет же на них клином не сошелся.

Психиатр, конечно же, знал, что пациент вряд ли последует его совету. Больной просто не в силах перебороть свою иную сущность, которая руководит и управляет им из запредельной глубины, практически не поддающейся, в большинстве случаев, детальному зондированию. Но ведь бывало и такое, что вовремя сказанное нужное слово врача включало некий механизм защиты, блокирующий эту внутреннюю сущность. Правда, чаще всего, только на время. Однако были же, были и случаи полного и необратимого возрождения! Главное – использовать любую возможность, перебрать все ключи, которые могли бы открыть дверь в потайное убежище иной сущности…

– Я постараюсь. – Ковалев отрешенно кивнул и обхватил себя руками за плечи. – Вот, пожалуйста, это уже не о Марсе. Знаете казармы на Троицкой, напротив парка, где раньше ракетчики располагались?

– Знаю. Теперь там спецчасть.

– Вот-вот. У них трое бойцов пропали, прямо на задании.

– Что значит – «пропали»?

– Именно пропали, словно испарились. Бесследно. Были – и исчезли, как сквозь землю…

– И что? – спросил доктор Самопалов.

И подумал:

«Очередной вираж… Куда-то занесет?…»

– Да ничего. Вы посоветовали не думать о Марсе, вот я и… Хотя Марсианский Сфинкс, возможно, к этому и причастен – как генератор иллюзий. Вот ведь какая штука получается, Виктор Палыч: хоть и сам иллюзия, но при этом порождает другие иллюзии. Это все равно как если бы мираж создавал другие миражи.

Ковалев коротко вздохнул и потеребил рукав футболки. И вдруг съехал вниз и сел на корточки, опираясь спиной о деревянную полированную плиту, которая закрывала расположенную под подоконником батарею парового отопления.

– Ладно, не буду, – сказал он, блуждая взглядом по палате. – Я же у вас не один… душевнобольной. Хотя и не в душе здесь дело… Я думал об этом, еще тогда, двенадцать лет назад… Просто мир поворачивается другой гранью. Тоже иллюзорной, – но другой. Как бы мир с черного хода.

– Это как же?

– Да я и сам толком объяснить не могу. Просто такое у меня ощущение. Вроде все то же самое, что и в обычном мире, все на своих местах… Только вместо черного – белое, а вместо белого – черное… Как негатив… И тени в другую сторону, белые тени, и… Нет, словами это не передать, это чувствовать надо. Не знаю, с чем и сравнить. – Ковалев опять потеребил рукав футболки. – Ну, скажем, пример из школьной программы: Евгений Онегин. Там, в мире с черного хода, он совсем другой… То есть он тот же Онегин, но как бы с изнанки, что ли… Отпетый негодяй. Когда Татьяна призналась ему в любви, он просто, ну… поимел ее, а потом бросил, беременную, и приударил за Ольгой… И Ленского на дуэль спровоцировал, чтобы быть свободным в своих домогательствах. Это я просто для примера, но принцип именно такой. Те же люди и вещи, – но как бы с другой стороны… Хотя и пушкинский Онегин, и тот Онегин с черного хода – все те же иллюзии, только разные… В общем, я себе это представляю, а выразить точно не могу. Просто чувствую… Загружаю я вас, Виктор Палыч?

– Меня такие загрузы не грузят, – скупо улыбнулся доктор Самопалов. – Это моя работа.

– Я ведь понимаю, что вы меня больным считаете. Только я не болен. Болезни – тоже иллюзия, да и не может болеть тот, кого на самом деле не существует. Я уже по Губанычу соскучился… Тоже иллюзия, но приятная. – Ковалев вздохнул и как-то обмяк. – Устал я, Виктор Палыч, и думать уже ни о чем не хочу, а не думать не могу…

– Все будет хорошо, – заверил пациента доктор Самопалов, искренне желая, чтобы так оно и случилось. Ковалев не выглядел безнадежным и мог рассчитывать на возвращение к нормальной жизни. Хотя дать гарантию, что рецидивы не возникнут, Самопалов не решился бы. – Идите, полежите, я распоряжусь насчет инъекции. Вам помочь?

Врач шагнул было к Ковалеву, но тот покачал головой:

– Не надо, все в порядке. Я сам.

Доктор Самопалов молча кивнул, потом изучающим взглядом посмотрел на Левченко – тот по-прежнему продолжал свое однообразное занятие – и, спрятав руки в карманы халата, направился к двери.

– В следующий раз я расскажу вам о сирруше, вавилонском драконе, – вслед ему сказал Ковалев.

– Хорошо, я послушаю.

Когда дверь за врачом закрылась, Демиург-Ковалев медленно поднялся и, потирая рукой висок, неуверенными шагами добрался до своей кровати. Соседа по палате он, казалось, вовсе не замечал.

– Как все переплелось… – пробормотал он, сел на кровать и сунул руку под подушку. И достал оттуда мягко блестящую желтую квадратную плитку.

Некоторое время Ковалев пристально рассматривал черный силуэт странного зверя со змеиным хвостом и длинным раздвоенным языком, а потом еле слышно повторил:

– Как все переплелось…

– Есть можно, только соли маловато, – сказал Гусев, первым отведавший горячую, прямо с костра, похлебку.

Сергей поднес выданную ему расписную деревянную ложку ко рту, подул на варево, осторожно проглотил. Похлебка действительно была пресноватой, но вполне съедобной, напоминающей грибной суп. Саня Веремеев, подставив под ложку ломоть ноздреватого серого хлеба – чтобы не капать на землю, – тоже произвел дегустацию и кивнул: годится.

Сидя в тени под деревом, они втроем ели из одного котелка, а вокруг расположились на вырубке воины, занятые тем же самым. По берегу неторопливо бродили, пощипывая траву, могучие черные кони. Двое костровых, наполнив водой кожаные мешки, неспешным шагом возвращались от реки, намереваясь затушить слабеющий уже огонь. Вырубка была постоянным местом привала сменных отрядов лонда Гарракса…

Полтора часа верховой езды – это весьма утомительно для тех, кто впервые едет верхом, да, к тому же, не в седле, а за чужой спиной. А от места привала до замка лонда Гарракса было еще очень далеко.

За время, проведенное в дороге, Лукин, Гусев и Веремеев успели кое-что выяснить. И это новое знание оказалось настолько диковинным и неправдоподобным, что гораздо проще и удобнее было предположить: нет никакого леса, никакой реки и никаких всадников в зеленых запыленных плащах. А есть неотличимые от реальности видения, возникшие от применения каких-то неслыханных то ли наркотических, то ли гипнотических, то ли невесть каких еще психотропных средств.