– Има? – слабым голосом переспросил Узул.

– У меня не было выбора, – пролепетала та. – Я искала один сетевой адрес и нечаянно увидела историю твоих контактов. Там были координаты, и я вспомнила, как ты разглагольствовал о колонии диссидентов…

Понятно. Когда я была маленькой, история о людях, вызвавших недовольство моего отца и от греха подальше переселившихся на другую планету, была, скорее, анекдотом. Когда я повзрослела, анекдот еще продолжали передавать из уст в уста, обрастая подробностями. И все это имело под собой почву: простого упоминания о колонии хватило, чтобы Ризек принялся с такой силой скрежетать зубами, будто жевал кусок полусырого мяса. Он считал диссидентов врагами не только нашего отца и бабки, но также и серьезнейшей угрозой для своей собственной персоны. Шотеты должны были находиться под его контролем, иначе Ризек не чувствовал себя в безопасности. Если Узул контактировал с диссидентами, это однозначно являлось предательством.

Ризек пододвинул стул и кивком указал на него заводчику:

– Присаживайтесь.

Узул подчинился.

– Кайра, – ласково позвал меня Ризек, – подойди-ка к нам.

Я не могла сдвинуться с места. Стояла у стола, сжимая бокал с вином. Пришлось крепко сцепить зубы, потому что мое тело наполнялось тенями, точно черной кровью из лопнувших сосудов.

– Кайра, – тихо повторил Ризек.

Ему не нужно было мне угрожать. Сейчас я отставлю бокал и сделаю все, что он мне прикажет. Так будет всегда, пока мы живы. Иначе Ризек расскажет присутствующим о том, что я сотворила с нашей матерью. Это воспоминание камнем лежало у меня на сердце.

И я отставила бокал. Подошла к Ризеку. Он велел мне возложить ладони на голову Узула Зетсивиса и не отнимать их до тех пор, пока тот не сделает чистосердечное признание. Так я и поступила.

Между мной и Узулом мгновенно возникла связь. Я ощутила страстное желание загнать в Узула все свои тени, окрасить его нутро в черный цвет космической пустоты и положить конец своим страданиям. Я могла бы убить его одним прикосновением: такое уже случалось. Мне требовалось лишь повторить это, чтобы избавиться от жуткой силы, разъедавшей мои нервы, как кислота…

Всхлипывающие Има и Лети обнялись. Има удержала дочь, когда та попыталась кинуться на меня. Наши глаза встретились в ту секунду, когда я направила в плоть ее отца чернильную темноту, несущую боль. Во взгляде Имы горела ненависть.

Узул завизжал. Он вопил долго и громко. Я почти оглохла.

– Хватит! – взмолился он наконец.

Ризек прищурился. Я сняла ладони с головы Узула и пошатнулась. Перед глазами замелькали пятна. Вас придержал меня за плечи, не давая упасть.

– Я действительно пытался разыскать диссидентов, – прохрипел Узул: по его лицу градом катился пот. – Думал сбежать отсюда и поселиться вдали от… тирании. Говорят, они живут на Золде, но мой контакт сорвался. А больше никто ничего не знал. И мне пришлось отказаться от этой затеи.

Лети всхлипывала, Има молча обнимала дочь.

– Я вам верю, – вымолвил Ризек. – Вы прославились своей честностью. Однако Кайра вас накажет.

Я мечтала о том, чтобы тени утекли из моего тела, как вытекает вода из отжимаемой ткани. Я богохульно желала, чтобы Ток покинул меня и никогда не возвращался. Но моя воля была ограничена. Под пристальным взором Ризека паутина стала расползаться, словно она слушалась именно его, а не меня. Не исключено, что так оно и было.

Я не стала ждать повторных приказаний. Вновь дотронулась до Узула Зетсивиса и не отнимала рук, пока его крики не заполнили всю мою душу. Пока Ризек не приказал мне остановиться.

Я плохо понимала, где нахожусь. Видела гладкую ступеньку под ступней, – туфля потерялась где-то в столовой. Колеблющиеся отблески фензу на половицах. Паутину, переползающую вверх-вниз по предплечью. Пальцы – скрюченные, точно переломанные веточки, я цеплялась ими за пустоту, как временами впивалась ногтями в собственные ладони.

Откуда-то из недр поместья доносились чьи-то крики. Я подумала, что слышу Айджу Керезета, хотя тот не подавал голоса уже несколько месяцев.

Хотя Айджу не выпускали из нашего особняка, я встретила его лишь однажды.

Случайно столкнулась с ним в коридоре рядом с кабинетом Ризека. Айджа похудел, а его взгляд – помертвел. Какой-то солдат протащил злосчастного оракула мимо: мне бросились в глаза глубокие впадины над ключицами. Одно из двух: либо у Айджи была железная воля, либо он действительно не знал, как пользоваться токодаром, что и утверждал с самого начала. Лично я поставила бы на второе…

– Пошли за ним кого-нибудь, Вас, – донесся до меня голос Ризека. – Он нужен мне именно на такой случай.

Оказывается, мой брат находился здесь, как и я.

Я дернулась и поскользнулась на полированном дереве. Вас, единственный, кто мог ко мне прикасаться, поволок меня в мою комнату.

– За кем он тебя послал? – неразборчиво пробормотала я, но боль обрушилась на меня волной, и я забилась в руках Васа, как будто это могло мне помочь.

Разумеется, не помогло.

Отодрав мои пальцы от своей одежды, Вас позволил мне упасть на пол.

Теперь я стояла на четвереньках в собственной спальне. С кончика носа скатилась капля пота. Или слеза.

– Кто… – прошептала я. – Кто кричал?

– Узул Зетсивис. Твой дар, похоже, обладает долговременным эффектом, – ответил Вас.

Я уткнулась лбом в прохладный пол.

Узул Зетсивис коллекционировал фензу. Однажды он показал мне самую ценную часть коллекции: разноцветных жучков, приколотых к доске в его кабинете. На этикетках обозначался сезон сбора. Фензу переливались так, словно их крылышки отражали токотечение. Узул смотрел на них как на величайшую драгоценность, хотя дом его ломился от богатств.

Какой милый дядька, а я… заставила его орать и корчиться от боли.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда распахнулась дверь, я увидела ботинки Ризека – черные и начищенные до блеска. Попыталась сесть, но тело мне не повиновалось. В конце концов я сумела как-то изловчиться: повернув голову, я посмотрела на брата.

А в коридоре маячил кто-то еще – смутно мне знакомый, словно виденный во сне.

Он сделал шаг вперед и замер позади Ризека.

Высокий, ростом почти с Ризека. Стоял он по-солдатски прямо и казался весьма самоуверенным. Несмотря на это, он был худ, если не изможден: под глазами залегли тени, а лицо покрывали синяки и царапины. Тонкий шрам прочертил скулу от уха до подбородка, на правой руке белела повязка, наверняка скрывавшая еще не заживший знак убийства.

Его серые глаза встретились с моими. Я узнала юношу именно по этой особенной настороженности во взгляде. Акос Керезет, третье дитя рода Керезетов, теперь почти взрослый.