«Бен Литтон… Это Бен Литтон!» — несся вслед ему шепоток, когда он проходил между столиков, — великолепный в своей синей блузе, на шее завязан красно-белый шарф, густая, как у молодого человека, седая шевелюра, на лоб, точно запятая, свисает белый клок.

«Бен Литтон… Вы, конечно же, знаете, художник…»

Это было волнующее событие. Все знали, что у Бена Литтона мастерская в Порткеррисе, но если кому-то непременно хотелось посмотреть на него, то надо было спускаться в город, отыскивать кабачок под названием «Невод» и сидеть там в духоте и мраке, медленно потягивая теплое пиво в ожидании, когда придет Бен Литтон. Все равно что ждать, не залетит ли в силок птица.

Но сегодня Бен Литтон, похоже, изменил своему любимому кабачку и на воскресный ланч пришел сюда, в «Замок», как самый обыкновенный человек. Гора пришла к Магомету. Пожилая дама открыто, ничуть не стесняясь, разглядывала его в лорнет, а заезжий техасец вслух сокрушался, что оставил в номере фотоаппарат.

Эмма перехватила взгляд Роберта Морроу и чуть было не засмеялась.

Бен наконец-то дошел до стола, занял почетное место по правую руку от миссис Райан, взял меню и поднял палец, давая знак официанту. Постепенно волнение в столовой улеглось, однако было очевидно, что до конца трапезы их столик останется объектом всеобщего внимания.

Эмма сказала Роберту:

— Конечно, я не должна одобрять эти его номера. Видели, как он красуется? Мне должно быть стыдно, однако все ему сходит с рук.

— Ну, по крайней мере, это вас развеселило. Вы уже не такая мрачная и напряженная.

— Вам следовало сказать мне, что миссис Райан молода и красива.

— Красива — да. Но не думаю, что так молода, как кажется. Скорее, хорошо сохранилась.

— Ничего себе высказались! Достойно стервозной дамочки.

— Сожалею. Не хотел сказать ничего дурного.

— И все-таки вы должны были меня предупредить.

— Но вы не спрашивали.

— Нет. Правда, что-то сказала о старых, толстых американцах, и даже тут вы меня не поправили.

— Быть может, потому, что не понял, как это для вас важно.

— Красивая женщина и Бен Литтон — и вы не поняли, как это важно? Это больше чем важно — это смертельно. Одно ясно — ни вам, ни Маркусу не придется ни в чем его убеждать. Бен едет в Америку. Один взмах этих ресниц, и он уже на середине Атлантики.

— Думаю, вы не вполне справедливы. Самые длинные в мире ресницы не завлекут его ни во что, чего бы он не захотел сам.

— Да, но он никогда не мог устоять, если ему бросали вызов, — холодно сказала Эмма.

— Эмма!

Она повернулась к Роберту.

— Да?

— Ну что вы сокрушаетесь? Все это такие пустяки! — И Роберт отмерил «эти пустяки» — между большим и указательным пальцами.

— Да… пожалуй… — Она решила переменить тему. — Когда вы возвращаетесь в Лондон?

— Сегодня. — Он взглянул на часы. — Уже задерживаемся. Выедем сразу же, как только я сумею убедить Мисс Миллион, что пора отправляться в путь.

Однако миссис Райан не спешила. С кушаньями было покончено, вино, коньяк и кофе были поданы в опустевшую столовую и выпиты, но она все не хотела выходить из-за стола. Наконец, воспользовавшись паузой, Роберт сказал:

— Маркус, извини, что вмешиваюсь, но я думаю, пора отправляться. Нам предстоит одолеть триста миль.

Миссис Райан, казалось, была удивлена.

— Но который же теперь час?

— Около четырех.

Она засмеялась.

— Уже! Однажды я была приглашена на ланч, и мы не встали из-за стола до половины восьмого. И почему это время бежит так быстро, когда тебе хорошо.

— Потому и бежит, — сказал Бен.

Миссис Райан с улыбкой обратилась к Роберту:

— Вы же не хотите выезжать прямо сейчас?

— Ну… во всяком случае, как можно скорее.

— Но я хотела бы побывать в мастерской. Пересечь Атлантику, проехать триста миль до Порткерриса и не увидеть мастерскую Бена — это просто невозможно! Можем мы заглянуть туда хотя бы на одну минуту, на пути в Лондон?

Это беспечное предложение было встречено молчанием. Роберт и Маркус явно смутились. Роберт потому, что не хотел дольше откладывать отъезд, а Маркус — потому что знал, что больше всего на свете Бен ненавидит, когда инспектируют его студию. У Эммы тоже упало сердце. В мастерской был полнейший кавардак — не говоря уже об обычном беспорядке, который всегда царил у Бена, на сей раз и она внесла свою лепту. Она вспомнила веревочную лестницу, ведро с краской, мокрый махровый халат и купальник, которые она оставила на полу, полную окурков пепельницу, продавленную софу и песок по всей комнате. Эмма устремила на Бена умоляющий взгляд. Они все в тревоге смотрели на Бена — марионетки, ожидающие, за какую веревочку он дернет.

На сей раз он не подвел:

— Дорогая миссис Райан, я с огромным удовольствием показал бы вам свою мастерскую, но, должен заметить, она не на пути в Лондон.

Теперь взгляды всех обратились на миссис Райан в ожидании, как она это воспримет. Но она всего лишь надула губки, все с облегчением засмеялись, и миссис Райан тоже, вполне добродушно.

— Ну что ж, ладно, я умею признавать поражение. — Она взяла сумку и перчатки. — Только одно — вы все были очень добры ко мне, и я не хочу больше чувствовать себя чужой. Меня зовут Мелисса. Как вам кажется, вам не трудно будет называть меня просто по имени?

Пока мужчины сносили вещи в машину, миссис Райан завладела Эммой.

— Эмма, вы необыкновенно добры ко мне, — сказала она. — Маркус рассказал мне, что вы приехали из Парижа, чтобы быть рядом с отцом, и тут являюсь я и снова отнимаю его у вас…

Эмма, прекрасно отдавая себе отчет, что она отнюдь не была «необыкновенно добра», почувствовала угрызения совести.

— Выставка на первом месте.

— Я буду о нем заботиться, — пообещала Мелисса Райан.

Да уж конечно, подумала Эмма, в этом можно не сомневаться. И все же, вопреки самым мрачным предположениям, американка ей нравилась. Что-то было в ее твердом подбородке, в ясных фиалковых глазах, что заставило Эмму подумать, что, может быть, на сей раз Бен не ограничится обычной легкой интрижкой. И если с самого начала не пойдет все по заведенной дорожке, это собьет с него спесь. Она улыбнулась миссис Райан.

— Надеюсь, он скоро вернется домой, — сказала Эмма. И, подхватив со спинки кресла медового цвета норковую шубку, помогла миссис Райан одеться. Из отеля они вышли вместе. Похолодало. Солнечное тепло покинуло небо, и с моря повеяло леденящей стынью. Роберт поднял верх «альвиса», и Мелисса, плотнее запахнув свою норку, подошла к Бену попрощаться.

— Но это не прощание, — сказал он, не выпуская ее руку и многозначительно глядя на нее. — Я говорю: до свидания.