Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошая, – сказала Ольга, начесывая за ушами это чудо природы. – Блохастая небось, а все равно хорошая. Ты тут живешь, да? Собачка кардинала, да? Его высокопреосвященство нам обещал на свете райское блаженство!
Диабло счастливо жмурился и шумно дышал.
Устроились за столиком у открытого окна, заказали легкий ужин (после плотного обеда в Байё еда уже не утрамбовывалась) и сидели до сумерек, пока сад не замерцал огоньками светлячков. Ресторан оказался полон, отовсюду звучал смех, свежие цветы на столике топорщились пахучими лепестками, свечи мерцали в стеклянных подсвечниках. С наступлением сумерек разожгли камин, и сухое потрескивание пламени навевало мысли о чем-то уютном – посиделках на бревне у костра, если отправляешься в поход, гитарных переливах и дружеских плечах, подпирающих тебя с обеих сторон.
– Значит, так, – сказал Женька, когда унесли тарелки из-под десерта, – уйдите с глаз моих оба. Я буду читать секретные бумаги и, если меня застрелят шпионы, не хочу, чтобы вы пострадали.
Чемоданчик, захваченный из номера, стоял тут же. Ильясов вытащил из чехла ноутбук.
– Вай-фай тут ловится, я проверял. Словаря-то с собой нет.
– Ты и так хорошо переводишь, – польстила ему Ольга.
– С пятого на десятое, – не поддался на провокацию Женька. – Все, идите отсюда.
– Прогуляемся? – предложил Никита.
– Ты же хотел поваляться на диване с книжкой.
– Книжка никуда не денется. Давай немного пройдемся.
Они вышли за территорию отеля и пошли по улице, уже притихшей, засыпающей. Лениво залаяла собака за ближайшим забором, ей ответила вторая, и обе быстро угомонились, сочтя свой гражданский долг выполненным. Почти все дома стояли темные, их обитатели либо отсутствовали, либо отправились на боковую.
– Раньше, – задумчиво сказала Ольга, – я хотела в следующей жизни стать коалой. Или ленивцем. Чтобы долго-долго спать, целыми днями, просыпаться, жевать и снова спать. Но теперь мне кажется, что достаточно стать француженкой.
Никита засмеялся.
– Почему?
– А ты не заметил? Утром мы выезжаем, все еще закрыто, кроме булочных. Вечером все спят. Рай на земле.
– Рай на Мальдивах, – сказал Никита. – Вот где нечем заняться, только скатов гладить. Лежишь под пальмой и потягиваешь коктейль.
– Ты был?
– Да, летал в позапрошлом году.
– С девушкой?
Малиновский помолчал. Он шел, засунув руки в карманы джинсов, и внимательно смотрел под ноги.
– Да нет, без девушки, – ответил он наконец. – Год какой-то был, без отпуска, я работал, работал... Ну и махнул на десять дней на острова. Спал, ел, купался и загорал. Растительное существование. Именно этим, по слухам, Адам и занимался в раю, пока Ева не уговорила его вкусить от древа познания.
– Никит, – сказала Ольга, – ты что, вот с тех пор, как мы с тобой... плотно общались, так и пахал, словно проклятый?
Он пожал плечами и остановился перед низкой живой изгородью; за нею простиралось поле, полное кисейного тумана, лежавшего на высокой траве, как сливки на кофе. Слаженно пели цикады.
– Почему словно проклятый? Как все. Ну, а ты, Оль?
– Я пахала, – сказала она с готовностью. – Перешла на другую работу, там больше технические переводы, зато платят лучше. Вот, видишь, за границу езжу, в квартире ремонт сделала. Все житейские радости.
Немного странно и, как показалось Ольге, глупо было говорить об этом рядом с тихим полем, являвшим собою нечто простое и искреннее – не может же туманная пшеница тебе соврать. Пшеница вообще врать не умеет.
Хорошо греметь железом аргументов в словесных баталиях, когда находишься в четырех стенах, когда вокруг свои вещи, привычные ко лжи и твоим уверткам. Хорошо ссориться на кухне, орать и швырять тарелки в стену, чтобы несколько лет спустя закрыть это место новой плиткой с узорчиками. Хорошо сидеть в своем, до последней складочки знакомом кресле, пить коньяк маленькими глоточками и обманывать себя, думая, что тебе нужно что-то другое.
Рядом с незнакомым полем, дремлющим в прохладной травяной тишине, себе врать гораздо тяжелее.
– Пойдем назад, Никит, – сказала Ольга, отводя взгляд от туманных пластов. – Я что-то действительно устала, замерзла и спать хочу.
Женька все так же и сидел внизу в ресторане, шуршал бумагами и что-то печатал, на друзей не обратил никакого внимания, и они не стали подходить. Поднялись к себе, Ольга ушла в ванную почистить зубы и переодеться, потом забралась в постель. Никита, отправившийся в ванную в свою очередь, выключил в номере свет. Ольга лежала у окна на своей узкой кровати, одеяло казалось слишком тонким, занавески чуть покачивались от сквозняка, и были видны сквозь стекло ветви буйного, давно отцветшего каштана.
Малиновский вернулся, щелкнул выключателем, погасив в ванной свет, забрался в свою кровать. Ольга лежала, свернувшись калачиком, и растирала закоченевшие ступни. Ворочалась, возилась, пока Никита не сказал:
– Не спится? Или замерзла?
– И то и другое, – буркнула Ольга из-под одеяла.
– Иди сюда, согрею.
Она недоверчиво высунула нос.
– Малиновский, ты сдурел?
– Да ладно тебе, – лениво протянул Никита. В комнате было не совсем темно – сквозь окно проникал свет с парковки, – и Ольга видела Ника в узорчатых лиственных тенях. – Обещаю не приставать, правда. Ты вертишься, как грешница на сковородке.
– На сковородке хотя бы жарко.
– Оль, кончай ерундить и иди сюда. – Он откинул край одеяла.
Ольга вздохнула, вылезла из своей кровати, прихватила подушку, быстро перебежала по каменному полу к Никите и нырнула в постель.
– Ух! Ой. Тепло.
– Грейся. – Он прижал ее к себе, обнял, устроил поудобнее.
– Я в каком-то стихотворении вычитала, – припомнила Ольга, – что это называется «поза влюбленных ложек».
– Какой дивный романтический бред, – сказал Никита ей в затылок.
– Угу. – Теперь, в тепле, глаза сразу начали слипаться. Никита дышал ровно и медленнее, чем Ольга, и пах знакомо-знакомо. Ольга часто заморгала и сглотнула. Она не хотела засыпать вот так сразу, если уж лежит рядом с ним.
Слышно было, как зашуршал гравий, метнулся по потолку свет фар, заглох мотор. Веселые голоса что-то говорили по-французски. Лениво и негромко гавкнула собачища Диабло.
– Оль, – сказал Никита минут через десять, и затылку стало щекотно от теплого дыхания, – а ты не помнишь, почему мы поссорились?
Ольга молчала.
Они начали встречаться сразу после школы, как только пошли в разные институты – Малиновский учиться на экономиста, а Ольга – на переводчика. Они напились на выпускном в школе, они втроем с Женькой слезно прощались с учителями, предвкушая настоящую взрослую жизнь, а через неделю после выпускного Ольга поняла, что не может без Никиты жить. Поняла сразу, как будто само собой разумеющееся. Она не стала долго думать, набрала его номер и сказала: