— Какой другой?

— Тот, который забыл здесь свою шляпу с объемом шестьдесят семь сантиметров. Обычно шляпы забывают те, кто их редко носит.

— Но кто же, черт побери, тот, — спросил второй следователь, — у кого объем шестьдесят семь сантиметров?

— Муж госпожи Грол, которая здесь представлялась вымышленным именем, госпожой Шютц. Но лучше нам поспешить, чтобы поймать птичку, пока она не упорхнула.

— Куда мы едем? — поинтересовался второй следователь уже в машине.

— На Дунай, улица Банатская!

— Так что же на самом деле произошло? — спросил второй, ведя машину.

— Муж, господин Грол, знал, что его жена встречается с любовником, и знал где. Я заподозрил его, когда увидел, что он не поливает женины цветы. Муж решил одним ударом избавиться и от жены, и от ее любовника, которого планировал отправить в пожизненное заключение. Он примерно такого же телосложения, как и молодой человек, и это, видимо, натолкнуло его на идею. Он учел то, что сейчас лето, и он видел, что любовник жены приходит в отель в белом. Он приобрел белый костюм, соломенную шляпу с широкими полями и полотняные туфли с кожаными носками и задниками. Спрятавшись возле отеля, он выждал, когда молодой человек уйдет, почти сразу после этого, одетый точно так же, как тот, вошел в отель, на ходу сообщил портье, будто что-то забыл в комнате, поднялся на четвертый этаж и убил жену. На все это потребовалось не больше пяти минут. Потом он спустился, махнув рукой, простился с портье, который не заметил подмены, и вышел. Но он действительно кое-что забыл в комнате. Он забыл в комнате шляпу. Я измерил его шляпу: объем головы шестьдесят семь сантиметров. Когда я измерил шляпу молодого человека, которого отпустил, ее окружность оказалась шестьдесят сантиметров. Поэтому я уверен, что убийца — господин Грол… Да и вообще, с первого взгляда было видно, что господин Грол куда головастее молодого человека.

Когда они приехали на Банатскую улицу, инспектор сказал своему коллеге:

— Грол наверняка сейчас дома, на втором этаже, видишь, там горит свет. Для начала я пойду один… Прошу тебя, подожди внизу минут пять. Если не появлюсь, беги на выручку.

Спустя несколько секунд следователь уже звонил в дверь с табличкой «Грол». Впустил его уже знакомый господин с остекленевшим взглядом. Он совсем не казался удивленным.

— Пройдемте, господин следователь, здесь, через террасу.

И господин следователь еще раз оказался на террасе. Рододендроны окончательно завяли в своих горшках.

Как только они вошли в комнату, господин инспектор выхватил револьвер, но выстрелить не успел. Последнее, что он почувствовал в своей жизни, был запах какого-то средства, видимо для быстрого усыпления, которым была пропитана подушка. Этой подушкой его и задушили сильные жилистые руки. Господин Грол умел чертовски ловко обращаться с подушками.

Сотироски — поэт и прозаик. Изучал историю искусств в Скопье, Софии и Белграде. Его переводили на английский. Происходит из весьма многочисленной семьи Кие-Сотирачи из Прилепа, которая в прошлом подарила миру нескольких художников и писателей, а в наши дни дала много переводчиков и бизнесменов. Собрал и опубликовал в небольшом издательстве из Струмицы сборник «Диалоги». Вот один из примеров таких диалогов, под названием «Феминизм»:

ОН. Я дам тебе денег, купи трусики.

ОНА. Трусики я не ношу.

Сотироски не уставал повторять, что во время распада государства Югославия его Македония была единственной республикой, где не пролилось ни капли крови.

— Принесли?

— Принес. Она здесь.

— Можно взглянуть?

Этот разговор происходил между двумя мужчинами под вечер в корчме на окраине Битолы. Тот, что постарше, был в военной форме миротворческих сил Организации Объединенных Наций, второй — в рубашке из грубой некрашеной хлопчатобумажной ткани. Молодой достал из рюкзака какой-то предмет, завернутый в небольшой коврик, из тех, что делают в Пироте. Это была икона святого Димитрия. На ней, на золотой основе, был изображен святой верхом на коне, он скакал галопом над морем и рубил саблей паруса крошечных суденышек, рассыпавшихся по глади залива. Вдали виднелся город, а в глубине был нарисован человечек, идущий за плугом, который тащила пара волов.

— Краденая? — спросил тот, что в форме.

— Разумеется, краденая, но я за нее заплатил, все как положено, того же жду и от вас. Так что вся сделка совершенно законна.

— Какого она времени?

— Семнадцатый век или немного позднее.

— Кто автор?

— Ну, это неизвестно. У нас авторы на иконах не подписываются.

— Вот как? Могу ли я задать вам один вопрос?

— Задавайте, думаю, я даже знаю какой.

— Почему вы ее продаете?

— Объясню с помощью совершенно другой истории. В Москве находится много наших старинных рукописных книг, считается, что в свое время их продал русским один наш знаменитый соотечественник. Многие ставят это ему в вину. Но я позволю себе спросить, что произошло с теми книгами, которые он не продал в Россию? Те книги день и ночь с берегов Святой горы сбрасывали в море янычары, подвозя их туда целыми тачками.

— А откуда ваша икона?

— В каком смысле — откуда?

— Известно ли, где она написана?

— Конечно известно, в Македонии.

— В какой Македонии?

— Как в какой? В этой.

— Откуда это известно, если она не датирована, не подписана и не указано место ее создания?

— Вы собираетесь покупать икону или рисунок Рембрандта? Есть масса способов определить все то, что вас интересует, но на иконе это отражено совершенно иначе, чем на полотнах, которые писали художники у вас.

— Неужели возраст иконы можно определить по золоту?

— Скажите, а могу ли теперь я задать вам один вопрос? Зачем вы покупаете эту икону? Чтобы перепродать ее и заработать? В таком случае, мне кажется, достаточно знать, что вы покупаете золотую основу, а все остальное, то есть икона, просто добавка, довесок, приложение к золоту.

— Нет, дело обстоит совсем не так. Действительно, я служу в миротворческих силах ООН, но по происхождению я из России, и мне хотелось бы, по старинному русскому обычаю, завести у себя дома, в Глазго, иконостас. А после моей смерти иконы отойдут местному музею.

— Так бы сразу и сказали, ведь тогда это совсем другое дело! — Тут молодой человек в светлой рубашке, обернувшись, крикнул вглубь корчмы: — Медор, медор, медор, о-ли-ли-ли!

На этот крик официант тут же вынес блюдо с печеной тыквой и соленые семечки подсолнечника. Они заказали ему один салеп, одну бозу и две тарелки льняной халвы. Немного подкрепившись, молодой человек продолжил: