Опыт был признан удачным и в начале 60-х гг. был распространен на всю испанскую и имперскую пехоту, причем численность tercio к концу века еще более сократилась, составив 1500–1800, а реально, из-за боевых и небоевых потерь и дезертирства, нередко падало до 1000 и даже менее солдат. Если в 1573 г. 269 рот испанской пехоты насчитывали около 57,5 тыс. солдат, т. е. в среднем около 200 солдат в каждой, то в 1594 г. средняя численность роты в tercio упала до 100 солдат128. Эта перемена, незначительная на первый взгляд, имела далеко идущие последствия. Прежняя ударная тактика конца XV в., когда восстановившийся было баланс между конницей, тяжелой и легкой пехотой снова сместился, но на этот раз в пользу тяжелой пехоты, шаг за шагом начала отходить на второй план. Пикинеры, действовавшие в глубоких квадратных построениях, пусть и не таких массивных, как ранее, по-прежнему оставались главной ударной силой tercio, но аркебузиры и мушкетеры стали играть более значимую, чем ранее, роль. Как отмечал М. Робертс, оценивая значимость тактической реформы Карла V, писал, что «…tercio стал самым прославленным образцом превосходства пехоты в эпоху, когда пика была «королевой поля боя». 3-тысячный tercio с его окруженным по периметру шеренгами аркебузиров массивным квадратом пикинеров и алебардьеров и четырьмя «рукавами» аркебузиров по углам квадрата представлял первую серьезную попытку тактической комбинации огнестрельного оружия с пиками: стрельба аркебузиров разрушала бы строй противника, открывая дорогу пикинерам, а пики создавали защитный вал или полый квадрат, за которым или внутри которого аркебузиры могли достаточно быстро найти убежище…»129.

Испано-имперские tercio, сохранившие достаточную ударную и серьезно нарастившие огневую мощь, почти на столетие установили свое господство на поле боя. Как писал испанский историк Ф. де Леон, для 1560-х гг. «…испанская тактика и организация вместе с итальянской фортификацией представляли высшее достижение военной революции на то время…»130. Из сочетания ударной мощи глубоких, сомкнутых построений пикинеров, огневой мощи мушкетеров и подвижности рейтаров и кирасир, поддерживаемых артиллерией, окончательно сформировалась новая, назовем ее условно «испано-католической», военная школа. Она стала модернизированным, доведенным до максимального совершенства вариантом ренессансной системы и окончательно заменила собой позднесредневековую, основанную на действиях нескольких массивных, средневековых по своей сути «баталий» пехотинцев, оснащенных древковым оружием, поддерживаемых огнем немногочисленной артиллерии и стрелков и классическими, с копьями наперевес, атаками жандармов.

Однако эта преемственность способствовала сохранению внутри этой блестящей внешне военной машины изъяна, который потом сыграет с ней недобрую шутку. Она все равно оставалась сориентированной на генеральные сражения, в которых решалась главная задача – разгром неприятельской армии (выделено нами. – П.В.). Только в чистом поле армия, построенная и обученная действовать согласно принципам испано-католической военной системы, могла реализовать в полной мере свои преимущества и достоинства. Осадная и тем более малая война для нее не являлась основной, так как в этих условиях она не могла реализовать свои преимущества. Наступление – главный тактический прием армии, действовавшей в рамках этой системы. И хотя огнестрельное оружие стало играть более значительную, нежели в начале XVI в., роль, тем не менее основной ударной силой этой армии по-прежнему считались массивные, глубокие (хотя и несколько уменьшившиеся в сравнении с «баталиями» швейцарцев и ландскнехтов) формации пикинеров, вооруженных длинными, до 18 футов, пиками131. Мушкетеры, рейтары и артиллерия рассматривались как вспомогательное средство, обеспечивавшее атаку пикинеров.

В конечном итоге, как и всякий компромисс, испано-католическая военная школа лишь на время сумела снять остроту тактического кризиса. По мере приближения к концу XVI столетия недостатки tercio, бывшие обратной стороной ее достоинств, становились все более и более очевидными. «Большая масса tercio обеспечивала его инерцией, – отмечал М. Робертс, – чтобы сопротивляться, и импульсом в нападении (если мушкетеры не оказывались на его пути в момент столкновения); но оно слишком расточительно расходовало своих людей: если отбросить их вес, то внутренние шеренги и ряды tercio практически не участвовали в бою…». В итоге, делал вывод Робертс, «совмещение мушкета и пики в конечном итоге не привело к их плодотворному сотрудничеству, напротив, только ослабив их сильные стороны…»132. Пусть такая негативная оценка и покажется чрезмерно пристрастной и субъективной, тем не менее основные недостатки tercio были подмечены достаточно точно. До поры до времени их удавалось парировать за счет гибкой тактики тех же испанцев, генералы которых в эпоху расцвета испанской военной мощи умели мыслить нешаблонно и разнообразить тактические схемы в зависимости от ситуации, но рано или поздно эти недостатки должны были проявить себя в полный рост.

Отметим также, что тактический кризис коснулся также и кавалерии. Единственный маневренный род войск, он все больше и больше стал уделять внимание не классическим атакам с холодным оружием, а огневому бою с себе подобными. Конечно, после того, как неприятельская кавалерия оказывалась прогнанной с поля боя, вражеской пехоте становилось чрезвычайно трудно устоять против комбинированных атак жандармов, рейтаров и пикинеров, поддерживаемых огнем аркебузиров и артиллерии. Тем не менее бурные атаки остались в прошлом. Пожалуй, в Западной Европе последними отказались от применения атаки с копьями наперевес французы. После того как в 1604 г. маршал Г. Таванн запретил жандармским ротам использовать копье, тяжелово-ору-женные конные копейщики, прославленные гусары, остались только в Речи Посполитой133. Теперь кавалерия, действовавшая преимущественно в глубоких порядках, медленно надвигаясь на противника на дистанцию действительного выстрела (т. е. фактически в упор), только потом бросалась на него со шпагой в руке. Но насколько эффективной была такая тактика против решительного неприятеля, атаковавшего стремительно, не дожидаясь, пока рейтары или кирасиры разрядят свои пистолеты в упор? Во всяком случае, опыт столкновений рейтаров и жандармов во время французских религиозных войн и на первых порах войны в Нидерландах показывал, что караколирующие рейтары чрезвычайно уязвимы, если неприятель внезапно решительно и быстро атакует их в момент перестроения.

Определенная нестыковка возникла и при наложении испано-католической школы на trace italienne. Хотя tercio и было менее массивным и громоздким, нежели прежние классические «баталии» швейцарцев и ландскнехтов, тем не менее его пригодность для ведения осадной войны согласно новым правилам была несколько сомнительной (во всяком случае, в отношении многочисленных пикинеров). Уже последний этап Итальянских войн продемонстрировал, насколько сложно овладеть крепостью или городом, укрепленным согласно новому учению, и мы уже не видим такого количества больших полевых сражений, как на первых порах этого грандиозного конфликта. Оборона снова стала преобладать над наступлением, и смысл войн снова, как и в Средние века, оказался сведен к осаде и обороне крепостей. «Осады… стали главным событием в сухопутной войне после того, как бастионная система получила широкое распространение, – отмечал Дж. Паркер, – сражения стали редкими, и чаще всего они были связаны с осадами (к примеру, когда требовалось отразить попытку неприятеля снять ее)…»134. Война изменилась, приобрела новые (или хорошо забытые старые?) черты.