Он ехал в Белоруссию, в Минск.

Там жила Наташа Сенько — бывшая студентка факультета журналистики Белорусского университета, когда-то стажировавшаяся у них в газете.

Теперь это был, пожалуй, единственный человек на земле, которому Самойленко хоть немножко нужен…

Они полюбили тогда друг друга с первого взгляда. Тот весенний семестр, который Наташа провела в Одессе, стал сказкой в жизни обоих.

Но потом…

Потом всегда что-то вставало между ними — расстояние, границы, работа. Они виделись только летом, во время отпуска, специально отправляясь в Крым, в Коктебель, так сказать, на нейтральную территорию.

Он звал ее замуж в Одессу.

Она соглашалась замуж, но при условии его переезда в Минск.

Они встречались уже шесть лет, и за это время чувство, связывавшее их, нисколько не ослабло, а только становилось сильнее.

И вот теперь, когда Николая больше ничего не держало в Одессе, их любовь наконец получила возможность закономерной реализации.

За всеми переживаниями, последовавшими после разговора с главным редактором, Николай не сразу вспомнил, точнее, не сразу сообразил, какие перспективы открывает для него расставание с проклятой Одессой.

А когда до него дошло, что может ожидать его впереди — не сомневался больше ни минуты.

Он даже не позвонил Наташе, не предупредил ее о своем скором приезде.

Будь то, что будет, решил он.

Если она действительно любит его так, как любит ее он, то их встреча получится только еще более волшебной и радостной. Если же нет…

Тогда Николай подумал, чем ему заняться в этой жизни — ведь тот же Банда достиг многого, не имея даже той стартовой площадки, которая есть у него, Николая, в виде пятнадцати тысяч долларов.

Но Николай не думал про худшее — он закрыл черную страничку своей судьбы и теперь летел навстречу своему счастью, выжимая из «БМВ» все, на что была способна эта машина.

Счастье действительно ждало его впереди…

За последний год Алина измучилась совершенно.

С тех пор, как российские федеральные войска штурмом взяли Грозный и на Северном Кавказе развернулась настоящая война, она потеряла покой.

Сначала она толком не поняла, что же происходит. Да, были сообщения средств массовой информации о многочисленных жертвах в результате вооруженных столкновений между федеральными войсками и группировками чеченских боевиков. Да, по-человечески, по-женски было страшно задумываться, во имя чего гибнут совсем еще мальчишки. Да, было дико и жутко слышать про бомбардировки сел и городов Чечни российскими боевыми самолетами и вертолетами. Да, было недоумение, и это мягко сказано, — как можно воевать так, чтобы всего за несколько часов уничтожались целые батальоны и даже полки регулярной армии.

Но это все было сначала. Это были чувства обыкновенной русской женщины, к тому же женщины умной, умеющей думать, анализировать и сопоставлять факты и информацию из различных источников.

А потом Алина услышала о том, что в Чечню послали подразделения ОМОНа и мобильные отряды некоторых спецслужб. Еще чуть позже — про знаменитую «Альфу», которая так неудачно «отметилась» в Буденновске.

Вот тогда покой оставил молодую женщину — ведь ее муж тоже служил в спецгруппе.

Каждый день она ждала чего-нибудь ужасного — очередного захвата города, очередного террористического акта или еще чего-нибудь в том же роде.

Воображение рисовало ей, что однажды ее Банда, ее любимый муж Сашка не вернется вечером с работы домой, потом его не будет еще какое-то время, а еще чуть позже в один прекрасный день ей сообщат, что «майор Бондарович погиб при выполнении важного правительственного задания»…

Она вздрагивала и отгоняла подальше эти страшные мысли, ругая себя: «Дура набитая! Про что ты думаешь?! Накаркать хочется?»

И все же нет-нет, но мысли эти снова возвращались к ней, и тогда страх за Банду, за себя, за их годовалого сынишку Никитку сковывал душу женщины, невыносимой болью сжимая ее сердце.

Особенно остро почувствовала Алина опасность в тот день, когда началась эта безграмотная операция по штурму поселка Первомайского, в котором силами федералов были блокированы террористы под командованием Салмана Радуева с двумя сотнями заложников.

Вечером, как обычно, они всей своей большой семьей — а жили молодые с родителями Алины, благо позволяли размеры квартиры Большаковых и самое благожелательное отношение стариков к своему зятю — собрались у телевизора посмотреть выпуск новостей. Александр пристально всматривался в экран, как будто хотел увидеть в коротком репортаже из Чечни что-то особенное.

И как только сюжет с места боевых действий закончился, Банда вдруг резко откинулся на спинку кресла, в гневе сильно ударив кулаком по подлокотнику:

— Идиоты!

— Что ты имеешь в виду? — спокойно спросил Большаков, хоть и удивленный столь эмоциональной реакцией зятя, но постаравшийся скрыть свои чувства.

— Ой, простите, Владимир Александрович! Не смог сдержаться…

— И все же?

— Вы заметили, показывали ребят — в камуфляже, в бронежилетах?

— Ну, — неопределенно протянул отец Алины, — там все, вроде, в камуфляже были…

— Да, конечно. Но там сейчас происходит что-то ужасное. Это ведь были не обыкновенные солдаты…

— Банда с горечью кивнул на телевизор и вдруг встал, нервно прошелся по комнате, потом снова опустился в кресло. — Помните ли вы захват террористом автобуса с корейцами?

— Конечно.

— Обезвреживание проводила спецгруппа по борьбе с терроризмом из УВД Москвы. Есть такое спецподразделение. Хорошие ребята, настоящие профессионалы. Я знаю некоторых из них, встречались по делам службы…

— И что?

— Мне говорили сегодня на работе, по секрету, конечно, что их туда бросили на съедение. Но я не поверил. А теперь сам увидел, — Банда снова кивнул на телевизор, — узнал их, убедился. Показали на весь экран.

— По-моему, Александр, никто из этого никакого секрета не делал. Кажется, я уже неоднократно слышал, еще несколько дней назад по радио или по телевизору, что этот отряд перебросили в Первомайский для участия в операции по освобождению заложников.

— Это я знаю.

— Так что же тебя так смутило?

— Они шли в бой.

— Я не понимаю…

— Владимир Александрович, их просто бросили на съедение, — повторил Банда свою фразу. — Это… Как вам объяснить? Это примерно то же самое, если классного хирурга отправить работать в магазин рубщиком мяса, — нашел наконец Банда подходящее сравнение.