И столь же неожиданно оказался на прежнем месте, посреди кустов, ясным летним днем. Солнышко светило вовсю, с мороза показалось, что жара вокруг стоит жуткая, я даже немного вспотел. И, не раздумывая, ломанулся из кустов, уже напрямик, проламываясь сквозь хлеставшие по лицу зеленые ветки. Боялся: а вдруг оно двинется следом и опять накроет, утащит в чужую зиму с двумя лунами.

Остановился у будки. Колотило всего, как в лихорадке. Уже не обращая внимания ни на дерьмо, ни на запах, выхватил из внутреннего кармана шинели бутылку, вмиг выдернул плотно сидевшую пробку и одним духом высосал грамм сто пятьдесят. Самогонка была добрая, крепенькая, но все равно как-то и не забрало – случается такое, когда по каким-то причинам нервы на пределе…

Закупорил бутылку, спрятал. Жадно выкурил папироску. Все же немножечко забрало. И подумал я, что нужно уносить ноги от этого проклятого места, мало ли как может обернуться.

И чуть ли не бегом припустил вниз по тропинке, пару раз терял равновесие, но справился, не падал. Очень быстро оказался в привокзальной толчее, отошел к стеночке, закурил вторую. Уже не так колотило, хотя пальцы подрагивали. И в голове – совершеннейшая каша.

И я сделал то, чего сначала делать не собирался: вернулся на базарчик, отыскал бабусю и выменял у нее еще одну бутылку, на сей раз на банку нашей тушенки. Провианта у меня теперь осталось маловато, выдан он в расчете на все время пути – ну и наплевать, ужмусь немного, не впервой, с голоду все же не умру, а в крайнем случае, если подвернется такой же вот базарчик, променяю часы, они у меня хорошие, трофейные, и не какая-то штамповка – на камнях, с немецким орлом на черном циферблате и зеленоватыми фосфорными полосочками на стрелках и делениях рядом с цифрами…

По-хорошему следовало бы доложить в комендатуру: мол, так и так, у вас тут под носом завелось какое-то чертово местечко, которое людей зашвыривает неизвестно куда, так что вы бы поосторожнее, мало ли кто туда угодить может…

Чуть пораскинув мозгами, я эту мысль отбросил. Будь это в полку, где я воевал давно и заслужил некоторый авторитет, наверняка нашлись бы люди, способные мне поверить, послали бы туда бойцов. Но для здешних я никто и звать меня никак, незнакомый сержант, да еще и с явственным запашком только что выпитого. Крепко я сомневался, что мне поверили бы и послали туда патрули. Да и до поезда меньше часа, нужно озаботиться уже чисто житейскими делами: распрекрасно я знал поезда военного времени, давка при посадке будет жуткая, места ненумерованные, вагон жесткий, набьется всеми правдами и неправдами народу…

Когда объявили посадку, я, заранее изготовившись, ввинтился в толпу военных и гораздо более малочисленных гражданских, захватил-таки полку, правда, третью, багажную, но так даже лучше. Едва поезд тронулся и набрал ход, отломил я кус колбасы, вынул пару сухарей и, отвернувшись к стенке, прикрывшись шинелью внакидку, стал прихлебывать забористую бабусину самогонку, чтобы побыстрее выпасть из ясного сознания, забыться сном, несмотря на раннее время. Перед глазами все еще стояли заснеженная долина, замерзшая река, две луны на звездном небе.

Первую бутылку я прикончил не до конца, всегда умел рассчитывать выпивку. Как только понял, что дошел до нужной кондиции, закупорил остаточки, спрятал бутылку и помаленьку соскользнул в сон. Вторую растянул на два дня, ел мало, больше спал, так что, когда почти добрался до фронтовых тылов, оставалась еще банка консервов и пара сухарей, так что часы толкать не пришлось. Как оно всегда и бывает, на последнем отрезке пути, пусть и невеликом, пришлось потыкаться-помыкаться: никто не знает толком, где такой полк, к тому же секретность соблюдается вовсю, на указателях не обозначения частей и даже не номера полевой почты, а попросту: «Хозяйство Иванова» или там Козлодрищенко. Кто знает, тот найдет, кто не знает – поблукает. Ну, когда я добрался до позиций нашей дивизии, стало гораздо легче, нашлось кому растолковать дорогу, и фамилии на указателях начали попадаться знакомые. Добрался. Встретили хорошо – правда, как оно и бывает, не все мои старые сослуживцы оказались в наличии: кто в госпитале, кто убит…

Никому я эту историю на фронте не рассказывал. Кто поверит? Да и после войны, на гражданке, только раз. Собственно говоря, и не рассказывал вовсе. Просто встретился мне человек, родившийся в том самом городе и долго там проживший. Вот я и попытался осторожненько, обиняками выяснить: не слышал ли он что про плохое место у вокзала? Но вопросики задавал так осторожно, очень уж издали заходил… Он ничего не понял, и я не стал откровенничать.

Меня так никогда и не тянуло постараться узнать побольше о месте, куда так неожиданно занесло. Характер не тот, чихать мне по большому счету на всякие там нераскрытые тайны, пусть даже касавшиеся меня лично. И газеты я почитывал, и книги, но нигде не встретилось упоминания о чем-то похожем, а специально я не искал.

Довелось мне побывать в том городе еще раз, уже году в пятьдесят пятом, в командировке. Уже в совершенно другом качестве: давно окончил техникум, работал техником-строителем. Если прикинуть, тот же сержантский состав, только на гражданке. Техником-строителем я и на пенсию ушел, никогда не пробовал подняться повыше, всю жизнь так и проходил в сержантском составе, что военном, что гражданском. Вряд ли из-за отсутствия ума или по недотепистости. Просто… Меня и такая жизнь вполне устраивала еще с фронта: с сержанта спрос меньше, чем с офицера, не взваливаешь на себя лишнюю ответственность – и на гражданке, в общем, то же самое, разве что вместо сержанта – техник, а вместо офицера – инженер. Вы только не подумайте, что я ленился или волынил. Служил исправно и работал потом не хуже других, имеется и значок «Ударник коммунистического труда», и медаль «За трудовое отличие». Просто никогда не хотел подняться выше, мне и так жилось хорошо…

Так вот, в те времена пассажирские авиаперевозки еще не приняли того размаха, что нынче, о «Ту-104» еще и не слыхали, летали в основном «Ли-2», часто бывшие военно-грузопассажирскими, и «сержантский состав» вроде меня, техника, главным образом ездил по железной дороге. Благо времена давно уж невоенные, не было той толчеи, все культурнее – билет с местом, плацкарта, чай разносят, вагоны-рестораны имеются…

Вокзал не особенно и изменился, разве что подкрасили-подновили, да близлежащие домики снесли все до одного, вовсю шли новостройки. Однако не только горушка – а куда же ей деться? – осталась на прежнем месте, но и трансформаторная будка прежняя, только выкрашенная заново. Ни по приезде, ни при отъезде я, конечно, и не подумал туда лезть: хватило одного раза, нечего искать дурных приключений на собственную задницу, я не юный пионер из приключенческих романов, которыми у меня сынишка зачитывался. Выскользнул живой-здоровый – и прекрасно. Кому-то могло и не повезти, если я не один такой. Только подумал без особого интереса: если сейчас у нас зима, там, наверное, лето? И выкинул опять из памяти. Ну вот такой уж я человек приземленный, каков есть…

От автора: вот что самое интересное: это единственная история из всех мне рассказанных, получившая неожиданно продолжение в более поздние времена. Разговор с бывшим сержантом состоялся осенью восемьдесят второго, а гораздо позже, уже в две тысячи шестом, пришло письмо по электронной почте. Человеку только сейчас попала в руки моя книга «НКВД: война с неведомым», вышедшая три года назад, – и он решил поделиться загадочным случаем из собственной жизни. Ну, не он первый: после той книги мне прислали с полдюжины подобных писем: «А вот у меня был случай…» Иным, в принципе, можно и поверить, иные выглядели списанными из всяких дешевых газет и журнальчиков, специализировавшихся на «чудесном и непознанном» (где сплошь и рядом печатали дикую залепуху, стопудово высосанную из пальца). Я и сам, грешным делом, однажды сфабриковал подобную «сенсацию», и она, как говорится, ушла в народ, зажила самостоятельной жизнью (но я об этом подробно рассказывал в одной из книг серии «Сибирская жуть» и повторяться не буду).