Да, Кулагин был в меру жестким. Если ему что-то сильно не нравилось, он весьма быстро принимал решение. О бытовых моментах речь не идет, пока исключительно о хоккее. Нагрузки сумасшедшие, немногие выдерживали. Тяжко приходилось. Некоторые люди сами покинули команду. Видимо, Борис Павлович привык в бытность тренером ЦСКА, что машина должна бесперебойно работать. А сломанную детальку в виде отдельного игрочка можно выкинуть. Наш вид спорта достаточно суровый, жесткий, не до сантиментов.

На сборах я никогда не любил безвылазно сидеть. Сутками торчать в одном месте?! Очень мучительно. Подвижным, мобильным юношей был. Друзей полно, компании. И я убегал к ним. Сидели, выпивали. Практически регулярно уезжал с базы. Кулагин закрывал на это глаза, хотя, безусловно, знал о моих отлучках. Он считал, что у нас профессиональный хоккей, поэтому игрок сам в какой-то степени должен отвечать за подготовку к сезону, конкретному матчу.

Мое плотное общение с Кулагиным началось почти с прикола. Я на тот момент развелся, пожили вместе всего полгода. Друзья, как всегда, гурьбой шли. И на сборах мы еще не жили, время не пришло. Был втягивающий в сезон период времени. Звонок в дверь, на пороге – Борис Павлович. Признаться, я опешил в первый момент. Тренер пришел… с раскладушкой. «Поживу-ка я с тобой чуток», – молвил Борис Павлович. Как тут отказать старшему тренеру – стал моим нежданным и в то же время желанным гостем.

Он чувствовал, что неладное со мной происходит, решил таким образом навестить игрока, поговорить по душам. Помню, курил я тогда очень много. Семейная жизнь не сложилась. Да и на площадке, видимо, в то время не блистал. В его поступке чистой воды психология читалась. Говорили о многом. В присутствии тренера старался меньше курить. Запашок пива, вина от меня исходил, наверное. Вечером, после тренировки, игры, мог позволить себе немножко расслабиться. Американские хоккеисты, к примеру, до сих пор пивко потягивают днем. Шведы вино предпочитают, причем могут выпить в день матча. И не важно, что и сколько употребили, игре отдаются полностью. Но мы, знаю наверняка, физически более одаренные люди, чем западники. Они выпьют бокал вина и гусарить начинают. Нам для этого требуется иная доза…

А Кулагин пожил со мной целых два незабываемых дня. Что явилось для меня хорошим подспорьем. Зарядился положительными эмоциями, появилась пища для размышлений о своей игре, карьере в целом. Словом, эта пара дней не прошла бесследно. Подробнее расскажу дальше.

Кстати, Кулагин никогда ни от чего меня не отлучал, прежде всего от хоккея. В связи с этим бытовало мнение, что мне многое прощалось, что я чуть ли не любимчик старшего тренера, и так далее. Нормальная ситуация, когда люди завидуют. Некоторые одноклубники, например, выходили со мной на площадку лишь в качестве помощников. Это их, вероятно, не очень устраивало, задевало, даже раздражало, но что тут поделаешь? Так жизнь хоккейная сложилась. Наверное, вот они полагали, что Кулагин-де слишком лоялен к Саше Кожевникову. Хотя сам Борис Павлович, в отличие от моих «доброжелателей», и не догадывался: что же он мне такого напозволял?!

Поэтому, как правило, я вовсе не обращал внимания на демарши, шепот злопыхателей за спиной. Что почти наверняка их еще больше заводило. Вот слышу опять за спиной: мол, Кожевников вылитый анархист. А кто такие анархисты? Да, мне, будучи действующим игроком, хотелось воли, общения, никогда не скрывал своих желаний.

Не мог безвылазно сидеть на сборах. На базе, у гостиницы выкуривал от нечего делать пачку сигарет. Когда общался с друзьями вне базы, о куреве почти забывал, налицо положительный момент. Возможно, по природе своей смахивал на профессионала. Кулагин «читал» это во мне и на какие-то вещи закрывал глаза.

Люди порой весьма примитивно рассуждают: если отлучился со сборов, значит, непременно женщины, алкоголь. Но если я, по свидетельствам «очевидцев», все время убегал, ухлестывал за женщинами и прочее, тогда стоит посчитать еще, сколько полезного сделал Кожевников для хоккея. Например, дважды в составе советской сборной становился олимпийским чемпионом, верой и правдой служил столичному «Спартаку».

Не скрою, мне нравятся хорошие рестораны, почему нет? Получал в то время неплохо, мог позволить себе рюмашку. А на сборы я возвращался как штык, в оговоренное для всех игроков время. Ведь многие хоккеисты, не только я, хотели жить дома, а не корпеть в гостинице. Думаете, тот же Коля Дроздецкий, когда сборная собиралась, пай-мальчиком был? Нет. Очень не любил просиживать на сборах. И отлучался. Многие ребята аналогично поступали. Просто надо уметь незаметно уйти.

Ясно, если вернулись в расположение команды в стельку пьяным, это всем бросится в глаза. Держитесь прилично, в меру скромно, и вопросов к вам нет. Знаете, почему и за что ругали беглецов, нарушителей режима в понимании обывателя? Вовсе даже не за то, в каком состоянии вернулись на базу. Просто руководством блюлись формальности, чтобы царили одинаковые нормы поведения и для лидеров, и для менее ярких мастеров. А на хоккейной площадке вы зависели только от божьего дара, если он, конечно, у вас имелся. Все.

«Доброжелателей» у меня хватает и сегодня. В понимании некоторых господ держу я себя якобы вызывающе. Хотя за собой такого не замечал. Просто жил и живу как считаю нужным.

Тема алкоголя мне изрядно надоела, но вот еще несколько характерных штришков. Если, предположим, употребили много и утром вам плохо, то это все заметят. В бытность хоккеистом «Спартака» и сборной зарядка начиналась в полвосьмого утра, тренировка – в одиннадцать. Надо быть в тонусе, расслабляться некогда. И многие из нас выпивали, как правило, не за стенами базы, а на сборах. Почему-то считается: можно впасть в запой. Чушь и штамп. Одна, две бутылки пива для молодого, здорового парня вообще ничто.

Трагедия порой настигала спортсменов старших поколений, которые, надо сказать, здорово играли. Они могли сначала выпить пивка, затем шампанского, для остроты и полноты ощущений добавляли затем водочки…

Игрокам нашего времени по ходу тренировки не рекомендовалось, даже запрещалось воду пить. У Тихонова и Кулагина бутылки с водой убирались подальше от хоккеистов. Жажда мучает? Работайте! Через «не могу». Наступает обезвоживание организма, и шлаки выходят. Вы начинаете «пахать» на тренировке. Штука эта больше психологического свойства, чем физического воздействия на спортсмена. Многие из нас, к слову, курили, ведь хоккеисты – обычные люди с устоявшимися в народе привычками. Я вообще не представляю себе режимного атлета. Он ассоциируется с тюрьмой. Да, вылитая тюрьма!

Кстати, я никого не задирал, не бил, ничего ни у кого не украл при всем своем непростом характере. Разве что на тренировках возникали редкие стычки, в жизни – почти нет. Мог разругаться с партнерами на площадке. Став заметным мастером, на правах лидера кого-то из одноклубников журил. Не более того.

В те два дня общения с Кулагиным о чем только не говорили. О хоккее, личной жизни, об отношениях с женщинами, о чувстве ответственности. И многом другом. Борис Павлович – тонкий, глубокий психолог. Люди подобного уровня и склада говорят с вами о комплексе вопросов, а не только о какой-то одной проблемке. Его советы не воспринимались мною как обычное, рядовое нравоучение. Чувствовал, слова Бориса Павловича шли от сердца. «Старайся меньше выпивать, а курево вообще исключи», – до сих пор помню фразы Палыча. Кстати, этому совету, на первый взгляд незатейливому, я все-таки последовал. Курить бросил.