Да, это была она. Его куколка, прекрасная незнакомка из леса. Светлые волосы облепили бледное до синевы лицо, но Оллину даже не нужно было ее видеть, ему хватало запаха.

Она не шевелилась. Глаза были закрыты.

Рыкнув, Оллин свернулся клубком, загнал аватара внутрь. И, поднявшись уже человеком, подхватил человечку, дернул ее наверх, перекидывая грудью через колено, выбивая из нее ту воду, которая могла быть в легких. Он даже не сразу понял, что она совершенно обнажена. Лишь выдохнул с облегчением, когда тонкое тело дернулось в его руках и женщина зашлась кашлем, извергая из себя ледяную воду.

— Все хорошо, все, — бормотал он, гладя ее по волосам, — ты жива, а это главное.

Его медленно охватывала тупая, тянущая боль, она растекалась по всему телу. Надоедливая и вязкая, взялась неведомо откуда и уходить не собиралась. Но он не хотел думать об этом сейчас.

Оллин прижал женщину спиной к своей груди. Кожа ее была такой холодной, и сердце билось так неровно, что снова накатил панический страх — а вдруг она умрет вот так, у него на руках?

— Только живи, — пробормотал он, морщась от непроходящей боли, — все будет хорошо.

Запустив пальцы в мокрые спутанные волосы, Оллин бездумно массировал пальцами ее затылок. И почти застонал в голос, сообразив, что женщина связана по рукам и ногам, а он об этом и думать забыл.

— Сейчас я тебя развяжу, — проговорил он ей на ухо, — сейчас…

Но она вдруг обмякла, голова упала на грудь.

Оллин глубоко вздохнул, пощупал пульс у нее на шее — он был такой быстрый и слабенький, словно сердце несчастной было не в силах гонять по телу кровь.

— Ну хорошо, — пробормотал он растерянно, — тогда мы вернемся на корабль.

…Было еще кое-что, заставившее Оллина насторожиться.

Когда женщина потеряла сознание, та необъяснимая вязкая боль отпустила его. Исчезла так же внезапно, как и появилась.

* * *

До корабля Оллин добирался, снова обернувшись. Пришлось кое-как идти на задних лапах, потому что передними он прижимал к себе свою драгоценность. Он перегрыз веревки, и теперь тонкие словно веточки руки несчастной безжизненно болтались. Оллин не видел ничего вокруг себя, он дурел от аромата, который, казалось, уже проник под кожу и впитался в каждую клетку тела. И все, о чем думал раньше — об отмщении, о свободе, о собственном месте в этой вселенной — все померкло, оказалось погребенным под бурлящей пенной волной желания прижать к себе покрепче незнакомку и уже никогда не отпускать. Заставить ее, если не захочет, но — чтоб рядом, и только с ним…

Проходя в гостеприимно распахнувшийся люк, Оллин был вынужден пригнуться, взгляд невольно мазнул по маленькой аккуратной груди. Он заскрипел зубами. Нет. Так дело не пойдет. Он же человек, хоть и модификант. Разум должен быть выше инстинктов. Не аватар здесь хозяин.

Но подчиняться доводам собственного рассудка не хотелось. Бледное тело незнакомки плавало в золотистом жарком мареве, и пахло от нее так, что единственной мыслью, звякающей в совершенно пустой голове, было уложить женщину на диван и попробовать ее тонкое нежное тело на вкус, легко прикусывая, перебирая губами. Везде попробовать.

Оллин действительно уложил ее на единственный диван в кают-компании, а потом старательно укрыл мягким одеялом, закутав по самое горло. От себя самого подальше. Потом кое-как влез в комбинезон. Нужно было… успокоиться. И наконец заставить себя думать о том, как поступать дальше. Понятное дело, что притащить полудикую человечку в космический корабль было не лучшей идеей, более того, было идеей совершенно неправильной и противоречащей здравому смыслу. Но от одной мысли о том, что женщину придется отпустить, аватар начинал рваться наружу, и сквозь кожу прорезалась костяная чешуя.

Он опустился на колени рядом с диваном и принялся рассматривать лицо незнакомки. Волосы, разметавшиеся по подушке, были светлыми, холодного оттенка. Шелковые полукружья бровей — наоборот, темными, как и длинные ресницы, слипшиеся стрелками. Одну бровь рассек тонкий шрам. И еще один розовый, рваный шрам слева, чрез скулу. Ее били? Кем она была? Оллин с удивлением услышал собственное приглушенное рычание и постарался дышать глубоко и размеренно. Посмотрел на приоткрытые губы, бледно-розовые, соблазнительно-пухлые, и понял, что надо чем-то себя занять. Чем-то серьезным, например, выйти наружу и проверить сопла двигателей.

«А если она придет в себя, пока я буду отсутствовать?»

Он покачал головой. Перепугается. Еще небось погромит здесь все.

Нырнул рукой под одеяло, нащупал тонкие пальцы женщины. Они потеплели, и это было добрым знаком.

Возможно, если он подождет немного, она сама придет в себя, и тогда… А что тогда? Неизвестно, чем закончится их общение. Мало кому нравится быть похищенной с родной планеты неизвестным модификантом.

Оллин с сожалением отпустил ее руку, уселся на пол, скрестив ноги, и принялся ждать. Он ведь терпелив. За двадцать восемь лет невольно научишься терпению.

Но тонкий, ни с чем не сравнимый аромат лишал душевного равновесия. Ларх знает что.

Он снова посмотрел на спокойное, расслабленное лицо женщины. Зачем она ему, вот зачем? Ясно ведь, что его путешествие не будет легким и приятным, да и вообще еще неизвестно, чем закончится. А отпустить нет сил. Это глупо, да. Неразумно. Но от одной мысли, что эта хрупкая женщина окажется где-то далеко, хочется выть и изорвать когтями обивку кают-компании.

Темные ресницы дрогнули, взлетели, как крылья бабочки. Она непонимающе уставилась на Оллина, а он… заглянул в ее серые глаза и утонул в их чистой глубине. Он, не его дракон. Еще один взмах ресниц, тело женщины напряглось, и она как бы невзначай прижала к груди покрывало и принялась медленно сползать с дивана. Оллин насторожился. Снова неприятная, тянущая боль неведомо откуда. Как будто перетекает под кожей, из-под ребер — к животу, оттуда — к пояснице. Губы женщины решительно сжались, и она уже было дернулась, чтобы окончательно вскочить на ноги, но Оллин опередил. Схватил за руку.

— Подожди! Не надо, подожди! Я не причиню тебе вреда.

Она замерла, как будто окаменела. Посмотрела на Оллина, затем перевела взгляд на его пальцы, сомкнувшиеся на ее предплечье. И тихо проговорила:

— Я тебя… понимаю.

Сказала это, ларх побери, на общем языке Федерации!

Но откуда?.. Или эта планета не так проста, как кажется?

— Это… это хорошо, — Оллин несколько растерялся, все еще продолжая тонуть в ее больших, блестящих словно бриллианты глазах.

Потом, через силу, все же разжал пальцы.

— Как тебя зовут? — спросил осторожно. — У тебя же есть имя?

Боль снова вернулась под грудину. И это Оллину совсем, совсем не нравилось.

— Айрис, — ответила она.

— Айрис, — повторил он и тут же пришел к выводу, что не слышал ничего благозвучнее этого имени, — пожалуйста, не бойся меня. Я не сделаю тебе ничего плохого.