— Не волнуйтесь: если потребуется, я переведу, — успокоила Кейт и впервые порадовалась, что приехала вместо Виктории: бедняжка понятия не имела об иностранных языках. Самой ей посчастливилось заниматься французским еще при жизни отца. — А что вам известно об окружении принца?

К сожалению, лорд Димсдейл ничего не знал о семье матери и даже перед ответственной поездкой не потрудился навести справки.

Стол был накрыт в чудесной комнате. Хотя Бервик и назвал ее маленькой утренней гостиной, она оказалась намного просторнее любой из комнат в Ярроу-Хаусе.

Принц, разумеется, сидел во главе стола, одетый в темно-синий сюртук поверх сиреневого жилета с золотыми пуговицами. Парик Кейт и его жилет гармонировали как нельзя лучше.

Выглядел он потрясающе: необычайно красиво и ужасно дорого.

А главное, откровенно скучал.

Наблюдать за его высочеством издали было бы, пожалуй, интересно, но, к собственному ужасу, Кейт обнаружила, что сидеть предстоит по правую руку от хозяина. В тумане смущения и смятения она подошла к своему месту, почему-то остро ощущая тяжесть бриллиантового ожерелья на шее и бриллиантового гребня в волосах. В эту минуту Кейт казалась себе дочерью богатой содержанки, которая втерлась в благородную компанию в надежде найти состоятельного мужа.

К счастью, на самом деле все обстояло совсем иначе. Отец был младшим сыном графа. Да-да, графа! И этот неоспоримый факт не могло отменить даже то грустное обстоятельство, что умер он, не оставив дочери приданого, а в конце жизни женился на особе легкого поведения.

Разочарование, конечно, забыть трудно, и все-таки родословная есть родословная и отменить ее невозможно. Внучка графа, даже обедневшая, навсегда останется внучкой графа.

Вдохновляющая мысль заставила Кейт поднять подбородок и расправить плечи. Принц беседовал с какой-то полной дамой, сидевшей слева, — та с очень серьезным видом рассказывала о чем-то. Кейт прислушалась и поняла, что почтенная особа говорит по-немецки, а его высочество отвечает по-французски. Джентльмен справа тоже оказался вовлеченным в диалог, так что Кейт ничего не оставалось, как есть рыбу и слушать реплики принца.

Вот леди высказала какое-то смелое суждение, и хозяин назвал его необузданным разгулом фантазии. Леди возразила, после чего принц тоже перешел на немецкий. Кейт утратила возможность подслушать даже половину разговора, но не перестала внимательно наблюдать из-под ресниц.

Первое, что в этом человеке бросалось в глаза, — абсолютное монаршее величие. Аристократическое высокомерие сквозило в чертах лица, и спутать его с обычной самоуверенностью было невозможно, хотя и эта черта присутствовала в характере в избытке. Чего стоила одна лишь резкая линия подбородка! Скорее всего впечатление создавалось благодаря глубокой убежденности принца в собственном всесилии: он явно не допускал, что мир способен ослушаться и отказаться вращаться исключительно по высочайшей команде. Уж ему-то наверняка ни разу в жизни не приходилось заниматься теми делами, которые Кейт считала вполне обыденными. Самым тяжелым и неприятным, конечно, оказался опыт непосредственного участия в появлении на свет теленка.

Принц мог не беспокоиться о том, что в этот момент в его комнате заперты три маленькие, дурно воспитанные собаки.

Он…

Мисс Долтри положила в рот очередной кусок рыбы.

— И о чем же вы так упорно думаете?

Бархатный голос прозвучал глубоко, а заметный акцент придал обычному вопросу экзотические нотки.

— О рыбе, — неискренне ответила Кейт.

Принц сразу почувствовал обман. В глазах вспыхнули насмешливые искры.

— Готов поспорить, что обо мне.

Английская душа бурно воспротивилась невиданному иноземному нахальству.

— Если вас это порадует, то да — я действительно думала о вас.

— Отвечаете точно так же, как мой дворецкий.

— Неужели Бервик — англичанин?

Вопрос явно вызвал интерес.

— Нет. Он вырос вместе со мной: знаю его всю жизнь, — но что же изменилось бы в том случае, если бы он вдруг оказался англичанином?

Кейт пожала плечами.

— Мы никогда не спрашиваем людей, думают ли они о нас.

— Что же в этом плохого? Поскольку британское воспитание не позволяет вам задать вопрос, скажу сам: да, я думал о вас.

— Невероятная честь! — Кейт постаралась вложить в комментарий всю холодность, с которой разговаривала с булочником, после того как тот попытался ее обсчитать.

— Какой интересный парик, — заметил его высочество с лукавой улыбкой. — Фиолетового не доводилось видеть еще ни разу.

— Должно быть, редко бываете в Лондоне, — небрежно отозвалась Кейт. — И в Париже. Цветные парики сейчас в моде.

— Предпочел бы увидеть вас вообще без парика.

Кейт попыталась сдержать возмущение, однако ничего не получилось.

— Не понимаю, с какой стати собственное мнение относительно моей прически кажется вам достойным внимания. Это также странно, как если бы я вдруг проявила интерес к вашим волосам.

— А разве мои волосы вас не интересуют?

Самодовольство этого человека перехлестывало через край. Кейт ощутила бессильное и оттого еще более острое раздражение. Принц ни на миг не сомневался во всеобщем поклонении.

— Нет, не интересуют, — просто ответила она и подняла взгляд. — Волосы остаются не больше чем… волосами, пусть даже немного взлохмаченными и слишком длинными. Но приходится делать скидку на полное отсутствие интереса к моде и редкие визиты в столицу.

Принц рассмеялся: как-то по-особому, совсем не по-английски — как будто акцент распространялся даже на смех.

— А во время нашей первой встречи мне показалось, что они совсем вам не понравились. Ну а теперь, мисс Долтри, позвольте считать тему причесок исчерпанной и спросить, какое впечатление произвел на вас Ланкашир.

— О, здесь очень красиво, — восхищенно ответила Кейт и, не сдержавшись, полюбопытствовала: — А у вас дома, в Марбурге, пейзажи совсем другие?

Разумеется, собеседник улыбнулся. Должно быть, решил, что она поступила предсказуемо и сразу перевела разговор в более безопасное русло. Кейт посмотрела с легким осуждением, хотя и не верила, что посыл достигнет цели. Люди подобного склада обычно не замечают ни иронии, ни презрения.

— Здесь намного больше зелени, — заговорил принц. — Когда езжу верхом по окрестностям, не могу отделаться от мысли, что английская природа противоречит английскому характеру.

— В каком смысле? — Чья-то рука забрала из-под носа Кейт тарелку с рыбой и поставила другую. Очевидно, этот ужин относился к числу тех, о которых ей доводилось лишь читать: с двадцатью четырьмя переменами блюд и пятнадцатью десертами. Поистине королевское меню.