Отрываюсь от пылающих губ и прижимаюсь к ее лбу, чувствуя, как сильно бьется сердце.

– Любочка, Люба, – нахожу силы произнести чуть слышно ее имя.

– Чего ты хочешь, Боголюбов? – тяжело дыша, протягивает она. Касается затуманенным взглядом моего лица и виновато отворачивается.

– Тебя.

– Снова предложишь встречаться? Где на этот раз?

– Люба, послушай, дай мне шанс. Пожалуйста.

Тянусь поцеловать ее снова, но девчонка отстраняется. Ее грудь вздымается, щеки и губы пылают, глаза недобро сверкают.

– Один шанс, – повторяю чуть слышно.

– Нет, Мир. Не могу.

– Дай мне все исправить.

– Я тебе не верю, – качает головой Люба и отшатывается, наступая на мои цветы. – Не верю…

И она уходит. Бросает сочувственный взгляд на затоптанные цветы, подбирает с пола ключи и скрывается в кабинет как в убежище.

Зима накрывает город белоснежным одеялом. Легкий ветерок сдувает с верхушек деревьев снежинки. Они танцуют в лучах ослепительного солнца, мягко опускаясь на землю. Погоду можно описать пресловутым выражением, придуманным известным поэтом: мороз и солнце. Я прилипаю взглядом к окну, позволив себе короткую передышку. Последняя рабочая неделя в областной больнице выдалась на удивление тяжелой. Совсем скоро я променяю казенные коридоры на лощеные кабинеты частной клиники «Шестак и Ко». Но это неточно: профессор Марьев уговаривает меня сохранить здесь четверть ставки. «Для блага больных, науки и здравого смысла!» – потряхивая сухоньким пальцем, утверждает он.

На столе дымится чашка дерьмового кофе из аппарата. Сладковатый аромат прогоняет из кабинета больничные запахи. Пар клубится живыми колечками и, словно вдохновившись этим движением, оживает телефон.

На заставке айфона Лисенок – жена моего друга и моя боевая подруга. Память не к месту обжигает воспоминанием о последней встрече с Любой. Прошло четыре дня… В висках болезненно звенят ее слова: «Я не верю тебе, не верю…» Сердце колотится, как заполошное от внезапно настигшей его пустоты и пожирающей ревности, от снедающего нутро желания узнать все о девчонке, влезть в ее жизнь и остаться там навсегда… После того как Люба меня выгнала, я позвонил Рябининой.

– Алиска, скажи правду: у Любы кто-то есть?

– Ты спрашивал уже, Боголюбов. С тех пор ничего не изменилось.

– Ты врешь мне, Лисенок? Издеваешься? Прошу тебя, ответь. Не мучай.

– Боголюбов, ты мучаешься?

– Да, черт возьми! Мне важно знать, – голос звучит жалко и обреченно. Но в Алиске он почему-то не вызывает трепета.

– Может, ты сам поговоришь с ней, Мир? – выдыхает она в микрофон. Лиса видится мне сидящей возле камина в гостиной. Горящие бревна наполняют пространство живым теплом, и к потрескиванию примешивается мой безнадежный голос, льющийся из динамика.

– Я пытался. Ладно, Лиси…

– Постой. Что, все так серьезно?

– Думаю, да.

– Ах, ты еще думаешь! – возмущается Алиса.

– Да!

– Нет у нее никого, не мучайся! – смеется она.

Делаю обжигающий глоток и, не отводя взгляда от уличного пейзажа, отвечаю Алиске:

– Рябинина, ты залетела и звонишь обрадовать доктора Боголюбова?

– Пошел ты! – смеется она. Девчонка давно не обижается на мои подколки.

– Приезжай в клинику Шестаков, Лисен. Обещаю близко не подходить к тебе и вашим с Рябининым анализам.

– Спасибо, Мир. Я, вообще-то, по другому поводу звоню… Люба ничего не знает и, скорее всего, разозлится… – в голосе Лисы слышатся нотки беспокойства и страха.

– Что случилось?

– Ей нужна помощь. Раз уж тебе вздумалось поиграть в рыцаря, воспользуйся шансом.

– Я готов.

– Сегодня Люба повезет брата в детскую областную больницу. В прошлом году мальчишку сбила машина. Переломы неправильно срослись, и потребовалось серьезное вмешательство. Ждать квоту не было времени, и Люба взяла кредит, чтобы оплатить Алешке операцию.

– Она везет его сюда, я правильно понял? Прямо сейчас?

– Да, Мир. Если это в твоей компетенции, помоги ей устроиться в отделении и поговори с врачами. Ты сам знаешь, что без денег… Любанька и так всю семью на себе тянет… – взволнованно шепчет Лисенок.

«Дай мне шанс, Люба…»

«Я тебе не верю…»

Сглатываю горький ком в горле и молча смотрю в окно. Заснеженная парковка расчерчена черными полосами. На въезде в ворота застывает маленькая оранжевая машинка. Из окна показывается женская ручка с зажатым в ней пропуском.

– Ты меня слышишь, Мир? – голос Лисы заставляет встрепенуться.

– Алис, какая у Любы машина? Видишь ли, позвонить или написать я ей не могу – мой номер занимает почетное место в черном списке.

– Эх, Боголюбов! Ты засранец, знаешь об этом? – смеется девчонка и называет мне модель и номер машины.

Той самой смешной «апельсинки», аккуратно паркующейся возле входа в больницу.

Я допиваю кофе и выхожу из кабинета. По телефону даю поручения медсестрам и навязанным на мою голову ординаторам. Детский корпус утопает во дворике, засаженном елями и березами, – общим с больницей, где я работаю. Поеживаясь, спускаюсь по обледеневшим ступенькам под морозное декабрьское небо. Не спорю, мне стоило одеться, а не бежать к ней в медицинской пижаме…

Мальчишка… Долговязый, на вид лет десять-двенадцать. С двух сторон его поддерживают мама и Люба. Я догоняю их на бетонных ступеньках крыльца и, бесцеремонно оттолкнув маму Любы, занимаю ее место. Всплеснув руками, женщина удивленно ахает.

– Боголюбов, ты с ума сошел? – шипит Любаня гневно. – Мы сами справимся, уходи отсюда!

Мальчишка раскрывает рот в немом вопросе, с интересом впиваясь в меня взглядом. Рыжий, конопатый, в смешной вязаной шапке с бубоном, он заставляет меня улыбнуться.

– Привет, боец. Не против, я помогу тебе добраться до отделения?

– Лю-ю-б… Мам… – растерянно протягивает он, переключая взгляд с матери на сестру.

– Любаша, это тот мальчик? Дружок Богдана Рябинина, так? Он был на свадьбе, – замечает мама Любы, сбросив с плеч напряжение.

– Да, мамуля, это он. Только он гинеколог, – щеки строптивой красавицы вспыхивают при указании моей профессии. Она стыдливо отводит взгляд, очевидно, вспоминая тщательный «осмотр» доктора Боголюбова на ее рабочем столе. – А мы обойдемся без его помощи.

– Потерпи меня немного, – сухо бормочу я. – Ради брата ты можешь это сделать?

Люба проглатывает негодование. Молча берет мальчишку под руку, позволяя мне разделить ее ношу.

Я оставляю троицу на лавочке возле приемного отделения. Забираю из рук растерянной Веры Николаевны, мамы Любы (мы успели познакомиться), направление на госпитализацию и стопку бланков с анализами.

– Квитанцию об оплате операции можно посмотреть? – важно спрашиваю я.

– А это еще зачем? Больница подтвердила поступление средств на счет, поэтому… – рычит Любаша.

– Квитанцию!

– Люба, ну зачем ты так? Молодой человек помогает нам, а ты… – журит ее мама.

– Люба, покажи мне квитанцию, – с мольбой в голосе произношу я.

Поджав губы, девчонка протягивает мне листок. Я владею двумя аптеками и почти не трачу деньги отца,