Пиви сморщилась.

– Фу, – сказала. – Почему Птичка?

В тот день Дракон был тоже настроен благодушно и, вместо того чтобы взорваться, всего лишь грозно выпучил глаза на рыжую нахалку, вздумавшую перечить.

– Потому что я так сказал, – рыкнул он. – Впрочем… Не хочешь быть Птичкой, будешь Куколкой.

Пиви сморщилась еще сильней:

– Я похожа на куколку?!

– Нет, – начиная свирепеть, ответил Папаша Муниц. – Ты – вылитый бутончик. Так и назовем.

Ее передернуло. Но, почуяв неладное, она сдержалась и торопливо сказала:

– Чем Бутончик, уж лучше Птичка.

– Вот и хорошо, – прорычал Дракон. – Стало быть, решено!..

…Рисковал он на самом деле сильно – актриса из Пиви Птички вышла, мягко говоря, неважнецкая. По сцене она ходила как замороженная, точно так же танцевала и полагавшиеся по роли шутки проговаривала с каменным лицом. Остальные – не считая Талы Фиалки, конечно, – были лучше, но ненамного. И все же удача во время нынешних гастролей театр Папаши Муница буквально преследовала.

Странная штука – эта удача, думала теперь Пиви, уныло загребая ногами дорожную пыль. По логике вещей, она должна преследовать всех до единого участников труппы, находящихся вблизи от ее источника. И, может быть, так оно и есть? И загадочный искомый предмет уже сто раз побывал в руках у ищущих, в том числе у нее самой, только вот ни в одних не задержался на срок, достаточный для того, чтобы исполнить заветное желание?…

Дони Кот его с собой не увез – это доказал успех вчерашнего представления. Соперники, судя по всему, поиски бросать не собирались. Стало быть, и ей отступать не следовало, хотя затея казалась все более безнадежной. И единственный ее помощник и спутник – невидимый и неотвязный, Божья кара за ее прегрешения – начинал все чаще впадать в истерику…

Хорошее настроение продержалось у Дракона, как обычно, недолго. До Складской улицы.

Во дворе перед амбаром собралась целая стая кошек. То же самое происходило на всех предыдущих стоянках театра, и разогнать нахальных зверьков не удавалось никому из актеров-мужчин, которых Папаша Муниц поочередно оставлял ночевать при театральном имуществе в качестве сторожей.

Кошки мешали. Они вертелись под ногами, лезли в фургоны и умудрялись даже иной раз просочиться во время представления на сцену. При виде их Дракон побагровел.

– Опять! – зарычал он. – Что за напасть, ей-богу! Нет, точно куплю ружье…

«Благородный отец» Титур Полдень, бывший караульным в ту ночь, лишь развел руками.

Остальные актеры, позевывая, рассеялись по двору, встали столбами, и антрепренер немедленно начал свирепеть.

– Ну, так и будете глазеть друг на дружку? – рявкнул он. – Титур, Князь, марш в фургон, доставайте декорации! Беригон, на сцену, снимать вчерашние!.. Да поживее! Аглюс, хватит спать, помоги ему! – Грозный взгляд повелителя «Божественного» театра упал на «злодейку» Изу Стрелу, присевшую было на лесенку под фургонной дверью. – Ты еще приляг тут, кобылища! Кто юбки за тебя зашьет? Опять в дырах на публику выйдешь?!

«Кобылища» вскочила, фыркнула и скрылась за фургоном, подальше с глаз.

– Пиви, париками займись! Тала, подмети в зале! – скомандовал Муниц. – Фина!..

Он огляделся, но жены во дворе не увидел. Достойная подруга старого Дракона была уже в амбаре, на сцене, готовая руководить снятием декораций.

Фина Пышечка знала свое главное место – у входа в «святилище», с пачкой билетов и жестяным ящиком для сборов наготове. Но это – перед началом спектакля, а пока, на досуге, она за всеми приглядывала.

Пиви тяжело вздохнула. Поднялась в фургон с реквизитом, вынула из сундука парики, взяла с полки гребень и пудреницу. Привычно пожелала увидеть в руках вместо всего этого предмет, который еще не изобрели в Ниамее и которого ей, заядлой курильщице, изрядно недоставало – электронную зажигалку. Здешние спички вечно отсыревали и имели обыкновение кончаться в самый неподходящий момент…

Увы, парики остались париками, гребень – гребнем, пудреница – пудреницей. Пиви снова вздохнула, выбралась из фургона, где было слишком душно, на свежий воздух и, сев на лесенку, взялась за работу. Не слишком легкую, надо заметить, – лысоватые парики следовало расчесывать осторожно, чтобы не выдрать последние волосы…

Папаша Муниц, дабы самолично приглядеть за декорациями – вдруг еще не то вынесут, бестолочи, возись потом, затаскивай обратно! – подошел поближе к фургону, в котором шуршали и бубнили что-то новый комик с «благородным отцом». Вынул из кармана мятый носовой платок, обтер вспотевшую шею. И солнце-то еще толком не поднялось, а жарища…

– Каер Муниц, здравствуйте, – услышал он вдруг за спиной тихий голосок и обернулся.

На него застенчиво смотрела маленькая худенькая женщина, выглядевшая совсем девчонкой, но с обручальным кольцом на пальце. Показавшаяся ему смутно знакомой. В одной руке она держала дорожную сумку, другой пыталась поправить растрепанные соломенные кудри, падавшие на глаза.

– Здрасте, – пробурчал Дракон, силясь вспомнить, где он ее видел. – За билетами? Так рано еще. К полудню приходите.

– Я не за билетами, каер, – она потупилась и тут же снова вскинула взгляд.

Глазки у нее были трогательные. Голубые, как незабудки. Смотрели просяще, но в то же время как бы и с уверенностью, что отказа не будет.

Это Муница слегка удивило.

– Чего же вы хотите, кру?

– Хочу спросить… не найдется ли у вас какой работы? – Она торопливо добавила: – Я умею готовить, шить…

– Работы? – перебил он, хмыкнув. – Нет, милочка. Ничего такого у меня не найдется. Тут, знаете ли, театр, а не дамские будуары.

– Понимаю. Но, может быть…

– Всего доброго.

Просящий взгляд ее уже не удивлял его и не трогал. Дракон успел насмотреться за свою суматошную жизнь не только на безработных актрис. Приходили к нему порой искать места и такие вот наивные создания, которые знать не знали, что такое театр, тем более бродячий, и считали почему-то, будто кому-то там требуются горничные.

Он повернулся к ней спиной, но просительница оказалась упорной.

– Каер Муниц, – начала она, – выслушайте меня, пожалуйста…

Дракон мгновенно раздражился.

– Еще чего! – рыкнул он. – Нет у меня времени ни слушать вас, ни лясы точить. Идите подобру-поздорову, не стойте под ногами!

Из фургона как раз начал спускаться Титур Полдень, таща свернутую в рулон декорацию, и Папаша ринулся проверять – нужную ли взял. Оказалась нужная. Пришлось, однако, еще покликать Аглюса, глухую тетерю, – тот отозвался только с третьего раза, чем разозлил антрепренера еще больше. Наконец Аглюс прибежал, принял, осыпаемый проклятиями, у «благородного отца» рулон и поволок его на сцену. Титур, кряхтя, залез обратно в фургон, но, вместо того выносить следующую декорацию, опять забубнил что-то новичку.