За что Запад всегда критиковал СССР? Пороками системы считали официальную идеологию, авторитарную коммунистическую партию, партийную диктатуру во всем, что относится к политике, политическую полицию, псевдодемократические Советы, контроль партии над экономикой, унитаризм в управлении республиками из Москвы. Но многое из того, что осуждалось Западом, было или уже исправлено, или активно реформировалось. И процесс перераспределения власти зашел уже так далеко, что об этом в 1990 году на Съезде партии заявил сам генсек: «Пришел конец монополии КПСС на власть и управление».

Дело дошло до признания возможного выхода из СССР стран Прибалтики. Поначалу они требовали полного хозрасчета, что, по их мнению, было бы шагом для будущего разрыва с большой страной. Мне запомнился эпизод на съезде, когда один из лидеров Литвы выступал с очередным требованием дать им свободу. Я написал записку Горбачеву и проследил, донесут ли ее адресату. Донесли. Горбачев трижды перечитывал записку, видимо, обдумывая предложение. А предложение было таким: давайте дадим им полный хозрасчет, но при этом и Госплан, и Госснаб в отношении с ними тоже перейдут на хозрасчет. Хотят металл, нефть, трактора – денежки на стол и непременно с предоплатой.

Горбачев миндальничал с этими людьми, остерегался там, где нужно было принимать резкие меры. Убежден: Прибалтика скоро бы утонула в этой свободе или испытала кессонную болезнь, которая, кстати, стала бы серьезным предупреждением и для других республик.

Успешный ход реформирования советской системы подтверждается и большими изменениями в других сферах. Теперь коммерциализацию и приватизацию советской экономики почти всегда связывают с именем Ельцина. Так и есть, если иметь в виду дикую приватизацию. Но на самом деле процесс разгосударствления начался во времена Горбачева. К 1990 году число частных предприятий (кооперативов) превышало 200 тысяч, в них было занято 5 миллионов человек, и они давали до 6 процентов валового национального дохода. Минуло почти три десятилетия, и какое состояние малого и среднего бизнеса в России сегодня?

Преобразования прерваны были российской властью и путчем (ГКЧП). Причем пальма первенства в этом принадлежит Ельцину. Вопрос о сохранении или замене советской системы в России возник месяца через два-три после выборов российского президента. На выборы в Верховный совет Ельцин шел с призывом «Вся власть – на места, в советы!» Правда, и тут он не вник в «мелочи»: «власть – на места» и «власть – советам» – не одно и то же. Первая часть призыва означала передачу значительной доли власти (полномочий, функций, финансовых ресурсов и т. д.) из центра в регионы. Учитывая специфику своих территорий и народов, проживающих на ней, власть на местах могла бы выбрать и другую форму правления, не советскую. Вторая часть лозунга означала власть именно советскую и никакую другую, то есть выборность снизу доверху, устранение партийного диктата.

К средине 1992 года Ельцин не только забыл о своем лозунге и о том, что его самого люди избрали именно в советский орган власти, но и со свойственной ему решительностью перешел к наступлению на советы. Почему? Ответ однозначен: органы советской власти на местах не поддерживали то, как президент и его команда осуществляли экономическую реформу. Со стороны Ельцина это был исключительно унитарный подход: если не поддерживаете, значит, должны быть устранены. Последующие обоснования нереформируемости советской системы потребовались лишь для того, чтобы оправдать «слоновьи» действия российского президента, связать «реальный социализм» с советской системой власти, выставить их в виде нерасторжимых сиамских близнецов, якобы не способных существовать друг без друга. Между тем, требовалось лишь одно: освободить советы от диктата партии. Что, повторюсь, и делалось уже при Горбачеве. Освобожденные от гнета партийного контроля, советы превращались в самые демократичные в мире органы власти. Выборные снизу доверху, от сельсовета до Верховного совета. Разгон советов в регионах – еще одно, недооцененное, преступление президента Бориса Ельцина.

Фактом является то, что президент большой страны Михаил Горбачев, начав коренную перестройку страны, оказался под перекрестным огнем. Давление на Горбачева со стороны партийной номенклатуры перемежалось с давлением на него радикальной части союзного парламента и, что особенно было болезненным, со стороны российского парламента, во главе которого стал Борис Ельцин. При этом суть расхождений Горбачева и Ельцина нередко искажалась то ли сознательно, то ли по неведению. В этом плане характерна статья в «Российской газете» от 23 марта 1991 года. Это – знаковая статья, в которой ее авторы доктор экономических наук Игорь Нит и член группы экспертов председателя Верховного совета России Михаил Делягин сделали попытку ответить на вопрос, что стоит за их противостоянием. В своих рассуждениях они оттолкнулись от заявления Горбачева, сделанного им на встрече с работниками тракторного завода в Минске: «Было бы все очень просто, – сказал он, отвечая на вопрос об отношениях с Ельциным, – если все сводилось бы к личным отношениям. Речь идет о двух политических линиях, о различных целях».

Каковы же эти, по мнению авторов, «политические линии» и «различные цели»?

«Российская газета», 23 марта 1991 года.

«Ни Горбачев, ни Ельцин диктаторами не являются, и у них нет сегодня возможности стать таковыми – слишком обширны и независимы силы, стоящие за каждым из них. Что это за силы? Если говорить коротко, то за Горбачевым – старые союзные структуры. За Ельциным стоит широкое и многообразное демократическое движение, движение всех, кто не согласен больше на административную кабалу, кого десятилетиями …обирали распределяющие структуры. Эти «все» хотят сегодня распоряжаться плодами своего труда и полностью получать за свой труд.

Неизбежно ли столкновение двух противостоящих сил? Лобовое столкновение сил, стоящих за Горбачевым и Ельциным, означает не только гибель того самого Союза, за который так ратуют все, но и гибель страны, опасность для всего человечества. Поэтому каждый из нас, кто хочет выжить, вне зависимости от того, к «левым» или «правым» он себя причисляет, должен понять, что у нас нет иного выхода, кроме сосуществования противостоящих структур. К чему может привести такое сосуществование? Истрией этот вопрос решен однозначно: к неизбежной победе рынка.

Можно сказать только одно: старые союзные структуры, может быть, имеют еще силы, чтобы захватить власть, но их явно недостанет, чтобы ее удержать. Их власть основывалась на централизованном материально-техническом снабжении и полном контроле денежной системы страны. Сегодня этих составляющих, можно сказать, не существует. Денежная система разрушена усилиями самого центрального правительства. Централизованного материально-технического снабжения тоже практически нет. Доля ресурсов, распределяемых союзным правительством, мизерна и с каждым днем неумолимо убывает, ибо никто не хочет отдавать ему продукцию по ценам, которые назначает кто-то в административных дебрях, и за деньги, на которые ни предприятию, ни его работникам нельзя ничего купить. Полторы тысячи директоров крупнейших предприятий, бывшие опорой центра, приветствовавшие прожекты реанимации административной системы, отказались возвращаться в «патрулируемую» экономику.