Поверить сии фантазии я не смог: проплутав с четверть часа в крохотном пятне света, несомого над собой и пугаясь собственных отражений в неожиданно открывавшихся зеркалах, я понял, что заблудился в обширном доме князя. Все закуты и повороты выглядели одинаково, а тонкие лучи проницали даль лишь на три или четыре шага. Неожиданно вырываемые из мрака углублений и ниш мумии и чучела вскоре совсем расстроили мои нервы. Тени, словно борясь с зыбким пламенем, пускались в пляс и грозили увлечь за собой их оскаленных хозяев. Уж стало мне не до шуток, когда оказалось, что и обратного пути я отыскать не в силах. Неудобное моё положение осложнялось ещё и тем, что свечам оставалось гореть не долее пяти минут.

Свернув в очередной раз за угол, я вдруг увидел на чёрном полу отблески тусклого света, исчезнувшие вскоре за тихо притворенной дверью. Полагая в том своё спасение, я спешно направил стопы туда.

Моё удивление возросло необычайно, и, признаться, я обрадовался, усмотрев сквозь щель полуприкрытой двери своего нового знакомого Владимира Артамонова в глубине ампирного кабинета. Мысленно позубоскалив над тем, что он-де нашёл-таки в ночи соответственный своему модному наряду столь же модный антураж, я приблизился и вслушался. Очевидно, он зашёл только что. Но некоторые действия его заставили меня не только повременить с возгласами радости, но и спешно задуть свои огарки, не задумываясь о том, как снова я зажгу их без оставленного у постели огнива. Кто-то второй, скрытый от моего взора, неистово перебирал ящики шкафа рядом с ним. Оставаясь незаметным во мраке, я мог наблюдать, как художник принялся рассматривать найденные там бумаги.

– У вас есть что передать мне? – раздался старательно приглушаемый голос.

Владимир кивнул и поставил на стол то, что назвал склянкой с раствором герра Либиха. Рука неизвестного поспешно схватила её.

– Но здесь нет рецепта! Без него это стоит недорого.

– Не беспокойтесь, я помню его наизусть, – услышал я несколько отстранённый голос Владимира, а спустя продолжительное время горький его возглас: – Боже, это они! То, что я со страхом подозревал и о чём говорил мне принц – правда.

– Что написать мастеру Россетти? – послышалось мне это имя, ещё более глухо произнесённое вторым посетителем с оттенком иронической надменности. Безупречная манера произношения выдавала в нём иностранца.

Ответа художника я не расслышал – так же, как и они, увлёкшись своими тайнами, не услышали эха череды мелких шагов, приближавшихся по коридору. Я же поспешно отступил в какой-то проём, оказавшийся по счастью занятым лишь наполовину холодной мраморной статуей.

О чудо! За покачиваниями зелёного пятна изящного фонаря со стеклянным абажуром моим вожделеющим глазам предстала милая фигура княжны, облачённая в лёгкое домашнее платье из шёлкового крепа. Лишь из опасения испугать её я не решился тотчас же расстроить предстоявшее ей странное свидание. Тем временем она распахнула дверь, и её удивлённый возглас:

– Владимир! – заставил того вздрогнуть. Но вместо лица загадочного незнакомца заметил я лишь лёгкое дыхание дальней гардины. В последний миг ему удалось улизнуть.

– Анна… Александровна, – лишь пролепетал он в изумлении, не ожидая видеть именно её.

– Что за блажь назначить мне встречу в кабинете отца? – громко прошептала она. – И не вздумайте возомнить невесть что. Я пришла только сказать, что он не позволяет никому даже входить сюда в его отсутствие. Вашу записку я возвращаю.

Я ничего не понимал, но с наслаждением готовился следить за оправданиями художника, также поставленного в затруднительное положение. Он бросил взгляд на письмо, и по его лицу скользнуло выражение крайнего недоумения. Но к чести своей Владимир немедленно взял себя в руки, сплетя историю о том, что по поручению князя он знакомился с материалами раскопок, поскольку уже назавтра ему предстоит присоединиться к работам.

После нескольких ничего не значащих фраз, лишь выдававших растерянность Артамонова, и лёгкое, но без холодности неудовольствие княжны, они покинули кабинет, оставив меня в полном мраке. Следовать за ними я не мог, и, чувствуя во всём тайну, приготовился ждать, когда выйдет загадочный посетитель. Почему я не вышел тогда в коридор, зачем продолжал таиться? Какое ребяческое желание непременно и немедленно стать обладателем чужих секретов сыграло со мной злую шутку!

Из опасения оказаться замеченным, я лишь глубже запрятался за статую. Прошла томительная минута в кромешной тьме, затем другая, и я явственно ощутил неудобство своей позы, в которой у меня сильно затекала спина. Ни малейшего луча света не источалось в этот глухой коридор, но всё же я мгновенно покрылся липким потом, почувствовав совсем рядом чьё-то незримое присутствие. Кто-то беззвучно подкрался вплотную, не видя меня и оставаясь сам за завесой мрака, прежде чем скрип половицы в шаге от ниши выдал его движение. Я замер, перестав дышать и подняв подсвечник вровень с лицом, полагая любые дурные намерения от незнакомца возможными, а также пытаясь понять, как удалось ему заметить меня. Несколькими секундами позже я услышал хруст стекла, и одновременно с шипением от боли вспыхнул свет, ярким сполохом зажигательной спички лишивший меня на миг зрения. Но уже вскоре из своей засады я видел неведомого человека в плаще с капюшоном, поспешно ступавшего в сторону, противоположную той, куда удалились молодые люди. Когда он сам свернул за поворот, я поспешил за ним в надежде, что выберусь в знакомые части дома, и ориентируясь лишь по тусклому отсвету, мерцавшему вдали.

За углом меня ожидало неприятное зрелище длинной зеркальной галереи. Незнакомца уже нигде не было видно, но саженях в пяти на стене дрожала одинокая свеча. Поддавшись мгновенному порыву, я позабыл об осторожности и бросился, чтобы запалить три свои огарка. Мне показалось, как за спиной одно из моих отражений словно выступило наружу, и шея моя немедленно оказалась в тисках чьих-то железных объятий.

– Не суйтесь в чужие дела, мой друг, поезжайте лучше в Одессу, – услышал я насмешливый шёпот.

По руке моей ударили чем-то тяжёлым, и медный звон шандале смешался с моим коротким возгласом боли, ибо тут же его поглотил мерзкий рукав, пропитанным жидкостью с едким запахом. Нос и рот мой оказались крепко зажатыми, задыхаясь, я сделал в неравной борьбе несколько попыток вдохнуть – и чувства покинули меня.

Я очнулся от толчка, не зная, сколько времени миновало, тело моё, удерживаемое под руки и ноги, раскачивалось в такт шагов заговорщиков – два человека несли меня куда-то, ведя в четверть голоса между собой беседу по-французски, убеждённые в моём обмороке. Я не спешил открывать глаз, сильно ломившая голова не дала бы мне возможности справиться с противниками в честной борьбе, к тому же, судя по словам, я вскоре понял, что они лишь намеревались перенести меня в мои покои, не причиняя вреда. Один из них, тот самый, что удушил меня, нахваливал ядовитый раствор Либиха, который посчастливилось тут же проверить на деле. Он сетовал лишь на то, что чересчур ядрёная порция совершенно лишила меня сознания, в то время как он ожидал лишь частичного беспамятства, с тем, чтобы расспросить жертву о её миссии.